Про то, что на базе функционирует центр дознания, в котором содержат, колют, а потом ликвидируют моджахедов – знали все. Ну… не совсем все, конечно – но все кому положено и многие из тех, кому не положено. Все знали, что отдельный объект с охраной погранвойск КГБ и колючей проволокой, с подземными этажами – построен именно для этого. Как к этому относились… В семьдесят восьмом году наверное – многие бы начали негодовать. Письма писать, на комсомольском собрании руки тянуть и требовать обсудить вопрос. Это неправда, что люди были забиты и молчали… совсем неправда, говорили, говорили подчас остро и жестко, так что генералы с большими погонами не знали куда деваться. Были вечные капитаны, порой разбирающиеся в вопросах управления войсками получше иного генерала – как раз за длинный язык, за неумение молчать. Их задвигали, отказывали в званиях, наградах – но ведь не выкидывали из армии, не сажали в тюрьму или в психушку, верно? Тогда СССР был еще в чем-то очень наивен… даже невинен, как вспоминал один резидент КГБ в стране третьего мира – у него с вербуемыми были долгие беседы, и он вербовал как раз на идеологии, на том что СССР не ведет захватнических войн, не угнетает народы, наоборот – помогает им подняться. Он четко помнил тот момент, когда такие разговоры стали невозможны – вторжение СССР в Афганистан, семьдесят девятый год.
Но сейчас – в восемьдесят восьмом – все было по-другому, и в армии и в СССР и в мире. Нет, СССР не стал колониальной империей… хороши колониалисты, Академию наук Афганистана создали и афганского летчика в космос отправили. Просто не стало этого наивного понимания, что все люди, особенно угнетенные – они все за коммунизм. Что стоит только прийти и сказать им правду – как все как один поднимутся. А потом – с радостными песнями примутся строить коммунизм. На ни хрена подобного! Конечно, идейных мало… но тех, кто готов за десяток тысяч афганей прямо сейчас и наличными предать свое будущее, будущее своих детей и воевать с шурави – полно. А воюют они с такой жестокостью, что кровь в жилах стынет. Так что – постепенно и те мажорные мальчики в пионерских галстуках из советских школ – либо ломались и погибали, либо становились машинами смерти. Убийцами в черных очках, кроссовках и при часах Montana. Профессионалами, мало чем отличающимися от рейнджеров армии США или от британских коммандос. Для них жизнь моджахеда или подозреваемого в тердеятельности не стоило ничего, их ликвидацию они оценивали не с морально-этической точки зрения, а с точки зрения сокрытия следов. Главное – не попасть на крючок военной прокуратуры. Так что если кто-то придумал разговаривать с моджахедами на их языке и за это ничего не будет – это даже хорошо. Поэтому – солдаты с автоматами добросовестно стояли вахту у колючей проволоки, отгораживающей центр дознания от остальной территории базы, и даже не морщились, когда какой-нибудь крик прорывался сквозь шум реактивных двигателей…
И в этот день – все было так же, как и всегда. Пока солдаты, стоящие у ворот, в спецсектор не увидели направляющийся к ним бронированный, с мутными стеклами триплексов новенький КамАЗ.
– Слышь, это чо за хрень! – сидевший на стуле под «грибком» старик уставился на катящийся к ним КамАЗ. Этот пост – на воротах спецсектора – по неписанному закону базы был закреплен за стариками, потому что здесь ничего не происходило и вляпаться в какие-нибудь неприятности – вероятность была минимальной.
Второй старик – вгляделся в приближающуюся машину. Он и не думал предпринимать ничего такого, что Устав предписывал предпринять часовому при приближении к его посту неизвестной автомашины.
– Во бля! – весомо сказал он – опять из чижей кто-то. Как по проспекту прет. Как бы нас не протаранил…
Проблема была известной. На машинах с бронированной кабиной было плохо видно через триплексы, доходило до того, что при движении в колонне на заднице каждой машины включали две нештатные противотуманки, чтобы по ним ориентировался идущий за тобой водитель. На бронемашины то садили тех, кто пришел с грузовыми правами, по идее надо было бы мехводов БТР, так их не хватало. Случалось всякое: давили людей, сталкивались. Самый вопиющий случай – молодой наехал на стоящий под погрузкой Ил-76. Если какой-то пацан сел в бронемашину и покатил, сам не зная куда – то он и самом деле снесет и не заметит…
– Чо делать то?
– Фонарем подсвети – сказал дедушка Советской армии и приготовился прыгать от греха подальше.
Но машина – остановилась перед самыми воротами. Солидно лязгнул замок открываемой бронедвери.
– Это погрузочная зона?
За рулем – сидел какой-то узкоглазый нацмен. Низенький, чернявый. Форма рядового.
– Ты че, душара, попутал? Какая в ж… погрузочная зона, тут секретный объект.
– Ой… извините… – сказал нацмен и выстрелил деду в лицо.
– Ай… с…а… глаза… глаза… – взвыл дед, отшатнувшись от кабины, надсадно кашляя и закрыв лицо руками.