Уместно вспомнить, как яростно нападал Фёдор Достоевский на тех евреев, которые жалуются «на своё принижение, на своё страдание, на своё мученичество». Писатель негодующе вопрошал: «Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, политикой, внутренними делами, нравственными делами, нравственностью государств!?» Знаменательно, что наступающий капитализм воспринимался Достоевским как вселенское зло, олицетворяемое именно в «жидовстве». В «Преступлении и наказании» (1866) закадровый образ миллионера Ротшильда искушает и толкает на убийство Раскольникова. Герой романа «Подросток» (1875) одержим мыслью – самому стать Ротшильдом, чтобы «из множества жидовских вредных и грязных рук эти миллионы стеклись в руки трезвого и скромного схимника». И в статье «Еврейский вопрос» (1877) вновь появляется всё тот же пресловутый Ротшильд как представитель ненавистного ему «жидовства».
В стихотворении «Памяти Ф. М. Достоевского» (1881) Семён Яковлевич сочувственно говорит о чуждом этому писателю «мире торгашества и тьмы». И хотя поэзия Надсона тоже исполнена обличениями «ненасытного бога наживы», «сытых людей», «продажных фарисеев», «оргии крикливых торгашей», «тельцов золотых» и т. д., в отличие от Достоевского, зло это у него не имеет никакой национальной подоплёки.
Нередко прибегает поэт и к образу Ваала – языческого божка древних семитов, которому приносились в достопамятные времена человеческие жертвы. Служителей Ваала, погрязших в грехе, сурово порицали древнееврейские пророки. «И крадёте, и убиваете, и клянёте лживо, и жрёте Ваалу!» – обличал их Иеремия. В России конца XIX века этот идол олицетворял собой, по словам Алексея Писемского (1821-1881), «вряд ли не главнейший мотив в жизни современного общества: все нынче поклоняются Ваалу – этому богу денег и материальных преуспеяний, и который, как некогда греческая Судьба, тяготеет над миром и всё заранее предрекает!.. Под гнётом его люди совершают мерзости… страдают и торжествуют». И в драме Писемского «Ваал» (1873) этот идол прямо соотносится с еврейством. «Ваша жидовская порода всем миром ворочает!» – эта реплика обращена в пьесе к купцу 1-й гильдии (а потому получившему право жить вне черты оседлости) Симхе Рувимовичу Руфину, о коем говорили как о каналье и «шельме первостатейной».
Ваал в поэзии Надсона также олицетворяет собой всё самое низменное и пошлое, но образ этот универсален и подчёркнуто наднационален. В самом деле, поэт часто рифмует слова «Ваал» и «идеал» и производные от них, настойчиво противопоставляя эти понятия. В его стихотворении «По следам Диогена» (1879) подобная антитеза обозначена весьма резко:
В другом месте читаем:
Исследователи отмечают, что некоторые стихотворения Надсона «окрашены в народнические тона», и находят в его творчестве темы, мотивы и настроения, характерные для народнического поколения. Но дело в том, что и многие народники вслед за Карлом Марксом воспринимали и трактовали еврея как «квинтэссенцию торгаша». «Взгляд на еврея как на эксплуататора в народническом мировоззрении уходит очень глубоко, – писал социал-демократ Борис Николаевский (1887-1966) Семёну Дубнову. – Призыв к восстанию “на панiв” и на “жидiв” встречается уже в первой прокламации на украинском языке». Характерно, что и столь авторитетный представитель народничества, как Михаил Бакунин (1814-1876), допускал откровенно антисемитские выпады и нередко попрекал своих оппонентов (в том числе того же Карла Маркса) еврейским происхождением. Резко отрицательно относился к еврейству один из основателей «Народной воли» Андрей Желябов (1851-1881). Некоторые революционеры воспринимали погромы начала 1880-х годов как массовое народное движение, долгожданный бунт против эксплуататоров и одобряли их, а кое-кто из них даже участвовал в их подготовке. «На страницах народнической печати, – отмечает историк Сергей Колинчук, – [велась] кампания по “защите” погромщиков от возможного осуждения, создание легенды о “революционном” характере этого движения».