Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Вадим Гаевский, Владимир Погожев, Ольга Барковец Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Ольга Барковец. Император Александр III. Партитура власти

Тринадцать лет царствования тринадцатого русского императора Александра III стали самыми благополучными в многовековой отечественной истории. Развитие экономики, усмирение революционного экстремизма, стабилизация рубля – за короткий срок Россия вошла в число мировых лидеров, а население испытало неведомое прежде чувство порядка и покоя.

Все годы царствования Александра III Россия не знала страшного слова «война». «Царь-миротворец», как его прозвали в народе, сумел одним из первых политиков понять и убедить соседей в том, что мирное решение споров между державами – наиболее рациональный и разумный способ ведения дипломатических отношений. Впервые в русской истории авторитет России в международных делах поддерживался не штыками, а взвешенной внешней политикой. Годы правления Александра III связаны с расцветом русской национальной культуры, искусства, музыки, литературы и театра.

И при этом ни одному монарху России в советской историографии не досталось так много унизительных эпитетов, как Александру III: «царь-самодур», «реакционер», «солдафон на престоле»… Сам император был готов к таким оценкам еще при жизни. «Пусть меня ругают и после моей смерти еще будут ругать, но, может быть, наступит тот день, наконец, когда и добром помянут…» – писал Александр III своему наставнику К. П. Победоносцеву[1].

Увертюра

Будущий император родился в эпоху расцвета царствования своего деда, императора Николая I. Отец, великий князь и наследник престола Александр Николаевич, имел первенца-сына великого князя Николая Александровича. Александр Александрович был вторым сыном, то есть третьим в наследовании престола, и никто всерьез даже не рассматривал его шансы занять российский трон. Круг будущих обязанностей был обозначен довольно скромно. Ему было уготовано быть правой рукой императора, которым после смерти деда Николая I и отца Александра II стал бы старший брат, наследник русского престола цесаревич и великий князь Николай Александрович. Никса, как его звали в семье, искренне любил младшего брата и видел в нем его лучшие качества: «В нас всех есть что-то лисье, Александр один вполне правилен душой»[2]. Многие преподаватели отмечали у Александра «практические направления способностей», «светлый и здравый» ум, не поддающийся «теоретическим умствованиям», интуитивную хватку. Профессор Ф. Г. Тернер, обучавший двадцатилетнего Александра политэкономии, писал: «…уже и в эти молодые годы в нем проявились те черты характера, которые впоследствии выступили у него с еще большей ясностью. Чрезвычайно скромный и даже недоверчивый к себе, государь наследник проявлял, несмотря на то, замечательную твердость в отстаивании раз сложившихся у него убеждений и мнений. Он всегда спокойно выслушивал все объяснения, не вдаваясь в подробное возражение против тех данных, с которыми он не соглашался, но под конец просто и довольно категорически высказывал свое мнение»[3].

Эти качества, проявленные еще в детстве, станут основными чертами характера будущего императора Александра III: наложенные на политические убеждения, которые возникнут потом, по мере взросления и приобретения опыта государственной деятельности во время царствования отца, они определят дальнейший вектор развития страны и стиль правления тринадцатого императора России.

Неожиданная смерть цесаревича Николая Александровича в 1865 году полностью изменяла жизнь Александра. «Я лишился брата, друга, и что всего ужаснее, это наследство, которое он мне передал», – записал он в своем дневнике 12 апреля 1866 года[4]. От цесаревича Николая он получил не только невесту, датскую принцессу Дагмар, но и трон, что и было для него «всего ужаснее». Он совершенно не был готов к такому повороту событий. Разрываясь «между долгом и страстью» – он был в то время отчаянно влюблен в фрейлину императрицы княжну М. Э. Мещерскую, – после жесткого разговора с отцом императором Александром II новый цесаревич сделал свой выбор. Александр Александрович подчинился родительской воле и, как он писал год спустя, «остановился на самой пропасти, не попадя в нее, как следовало, и чем я горжусь и счастлив»[5].