Читаем Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время полностью

Приглашение меня посещать директора в его театральных ложах смягчило строгую официальность, которой я до тех пор придерживался в отношениях своих с Иваном Александровичем. Оно ввело меня до некоторой степени в сферу его знакомств в числе прочих лиц, приглашавшихся в эти ложи. Круг этих лиц был весьма ограничен. Супруги князь и княгиня Белосельские-Белозерские с двумя дочерьми-подростками. Государственный секретарь Александр Александрович Половцев с женой, генерал Чингисхан, изредка брат Все воложского Павел Александрович Всеволожской с женой и еще реже племянник Ивана Александровича, Никита Никитич Всеволожской. Иногда Всеволожские привозили с собой двух дочерей своих, тоже подростков, Софью Ивановну и Марью Ивановну.

Из директорской аванложи было два выхода: один в зрительный зал, а другой прямо за кулисы. В эти двери зачастую Иван Александрович выходил на сцену, а иногда приглашал в аванложу балетмейстера, капельмейстера и режиссеров, а случалось – даже и артистов. Впоследствии частенько приходил также и П. П. Домерщиков и штатный художник для разговоров о постановках и для замечаний по поводу необходимых перемен и усовершенствований. Секретов не было, и технические, а даже и интимные вопросы личного характера, касающиеся артистов, и рядом с тем случавшиеся анекдоты и сплетни закулисной жизни обсуждались без стеснения посторонней делу публикой.

Что касается ревизии инвентаря, то она шла в Петербурге и в Москве спешным и усиленным порядком. Мною выработаны были, утверждены надлежащей властью и напечатаны подробные инструкции для всех видов инвентаря. Имущество было распределено по категориям большей или меньшей исправности и пригодности к делу. Для каждой категории установлены свои формы клейм и указаны формы новых описей с приведением необходимых сведений о материале, размерах вещей, назначении их (с названием репертуара), времени изготовки и ценности в работе и в материале. Инструк ции не оставляли места для каких-либо недоразумений, и работе был открыт полный ход, без заминок.

Осуществление выработанных художественной комиссией преобразований совершилось с 1 января 1882 года. Введены были в действие Положения о Театрально-литературном комитете в двух отделениях и Положение об Оперном комитете. Председателем в первом отделении был назначен А. А. Потехин, а во втором отделении – Плещеев. Работа Оперного комитета проходила незаметно. В нем председательствовал Направник. Тогда же издано было Положение об авторском вознаграждении, и с января 1882 года вступили в силу нормы нового положения, значительно высшие, чем раньше. С того же 1 января 1882 года вступили в силу нормы вознаграждения артистов русской драмы, оперы и балета. Тогда же состоялось назначение Потехина управляющим драматическими труппами в Петербурге и в Москве, назначение Палечека учителем сцены русской оперы. Составлены были списки артистов разных трупп, признанных излишними и назначенных к увольнению. Причем по особому предоставлению гр[афа] Воронцова всем увольняемым было назначено денежное обеспечение в самом широком, до того времени небывалом, размере. Лица, не дослужившие до пенсиона менее 10 лет, получили полные оклады пенсии по разрядам, а прочие, не дослужившие бóльшие сроки, получали единовременно годовой оклад жалованья. Подсчитанные расходы за первые два месяца [18]82 года указали цифру, которую не предвидели члены художественной комиссии, ни тем более И. А. Всеволожской. Сравнительное превышение расходов против прежнего вышло больше, чем ожидалось. С другой стороны, выяснился недобор в поступлениях со спектаклей ввиду закрытия русских спектаклей по суб ботам и накануне праздников. На цифры эти, конечно, обратил внимание Контроль Министерства двора и Государева Кабинета, ведавшего вообще всей хозяйственной частью учреждений Министерства двора. Ахиллесова пята была выяснена, а отсюда явились показатели предстоящих Дирекции гонений. Таковых было несколько…


На этом обрываются черновые листы рукописи В. П. Погожева[234].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное