Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время

Иванов страдал пристрастием к алкоголю и в нетрезвом виде проявлял свой юмор в шутках, нередко обидных. Он входил в состав тройки таких закулисных шутников, приобретших дурную славу под кличкой «трех мушкетеров». Эту тройку составляли декоратор Иванов, талантливый скульптор Павел Каменский и машинист Мариинского театра Бергер, не имевший никаких талантов, но всегда готовый к выпивке. Скандалы с тройкой были весьма часты и обращали внимание полиции. Иногда поступки их были очень остроумны и веселы, иногда же вызывали раздражение, обиду и ущерб. Упомянутым скандалистам, образчикам закулисной богемы, я посвятил особый очерк под именем «Три мушкетера». Пьянство Иванова не прошло безнаказанно. Он получил нервное расстройство, потерял службу и в 1916 году скончался.

Для оперной и балетной сцены работал также талантливый иностранец Анри Левот, исполнявший и архитектурные, и пейзажные декорации. Из прочих декораторов при драматических сценах выделялись талантами три декоратора – Ламбин, Ланге и Андреев.

Из помощников декораторов выделились в моей памяти Гавриил Каменский, брат скульптора П. Каменского, Бочаров 2-й Михаил, сын академика Бочарова, далеко уступавший ему в таланте, и в особенности Василий Перминов. На случайно создавшейся карьере этого художника я считаю уместным остановиться, тем более что мне пришлось быть лично причастным к постановке его на удачный путь. Сколько помню, летом в 1884 году мне пришлось быть в Казани. Ко мне приходит небольшого роста плохо кормленный мальчик лет пятнадцати, спрашивает меня. Я приглашаю войти.

– Вы господин Погожев, управляющий конторой петербургских театров?

Отвечаю утвердительно и спрашиваю причину прихода.

«Я к вам по делу, с большой просьбой; моя фамилия Перминов, Василий Перминов, Василий Тимофеевич». – «В чем дело?» «Я талант!» – твердо, убежденно заявляет проситель. Я изображаю собою вопросительный знак. «Все говорят, что я талант. Я хорошо рисую и прошу вас взять меня в Петербург». – «А вы получили какое-нибудь образование?» – «Я кончил четыре класса гимназии. Мы с сестрой круглые сироты, и средств продолжать образование у меня нет. Возьмите меня в Петербург – я хочу быть декоратором. Вот посмотрите мои работы».

Перминов вытащил из большой папки несколько рисунков, между которыми были рисунки карандашом, портрет Александра II, чей-то женский портрет, несколько пейзажей. Я не считаю себя знатоком и ценителем живописи. Но в рисунках мальчика видны были недюжинные способности и уверенная смелая рука. Я спросил, что он думает делать в Петербурге. «Что укажете, куда назначите, то и буду делать». «Я подумаю, – отвечал я. – Я ничего не обещаю, но приходите завтра утром».

Долго, на всякие лады, примерял я разные предположения по устройству судьбы мальчика. Когда он пришел на другое утро, я ему предложил ехать в Петербург, где определю его в декорационную часть как маляра – ученика живописи. Он с радостью согласился. Через несколько дней я вернулся в Петербург и рассказал профессору Шишкову мою встречу с Перминовым. Шишков отнесся к мальчику весьма участливо, согласился взять маляром. Вскоре же явился Перминов, показал Шишкову рисунки. Они были одобрены, Перминов принят учеником, и я отвел ему комнату в доме Дирекции в Тюремном переулке. Примерно через месяц ко мне в контору приходит Шишков и говорит:

– А знаете ли? Ведь Перминов действительно талант. Из него выйдет толк. Я готов определить его в Академию художеств, где он пройдет общеобразовательные курсы, а живопись будет проходить в моем декорационном классе. Только здоровье его неважное, ему нужно летом отдыхать.

На этом и порешили. На лето он приезжал ко мне жить на дачу на Волгу, близ Углича. В Академии Перминов успешно двинулся, и через три года успешно кончил курс с медалью, поступил помощником декоратора в Дирекцию и отлично выполнил пробную работу – пейзаж для пьесы Остров ского «Воевода», или «Сон на Волге»[231]. Года через два он получил медаль на академической выставке за картину «Ночной бакен на Волге». Картина произвела хорошее впечатление искусным сопоставлением ночного темного цвета воды и огня на красном фоне бакена. Вскоре Перминов женился, оставил Дирекцию и перешел на декоративную живопись внутренности зданий. Позднее расписывал стены соборного православного храма в Варшаве и даже читал лекции в Варшавском политехникуме. Зарабатывал хорошие деньги и сделал сбережения для семьи.