Читаем Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время полностью

Из работников машинной части сценического устройства вспоминаю в Александринском театре машинистов Алексея Ивановича Петрова и сына его Анатолия Алексеевича Петрова. Алексей Иванович вышел из низов театральной службы – талантливый практик, прекрасно знавший весь запас декорационного инвентаря, а также и весь репертуар, который этим инвентарем обслуживается. Он был прекрасный администратор, держал в исправности весь персонал плотников и столяров, не вызывал никогда никаких недоразумений и задержек в спектаклях. Сын его Анатолий Петров получил образование в Петершуле в Петербурге, смышленый малый, вносивший систему в изучение машинного дела и в особен ности в вопрос о сценических сооружениях. Он написал несколько солидных трудов по этому делу, считающихся до сих пор, несмотря на критику современных новаторов сценостроения, единственным солидным сочинением по этой специальности.

В Мариинском театре машинистом состоял Бергер, член упомянутой группы «трех мушкетеров», ничем в своей специальности не отличившийся и получивший известность благодаря пьянству и прикосновенности к «мушкетерским» шалостям, в которых он играл роль не многим значительнее, чем роль рыжего в цирке.

Единственным самостоятельным художественным работником по изготовлению бутафорских вещей оказался в мое время Павел Павлович Каменский, кончавший курс Академии художеств по классу скульптуры. Происходил он из талантливой семьи. Мать его, Марья Федоровна Каменская, известна как талантливая писательница. Ее драма «Лиза Фомина» имела в пятидесятых годах большой успех. Отец же ее, граф Федор Толстой, также памятен как художник-медальер, возглавлявший некогда Академию художеств. У Марьи Федоровны Каменской было два сына: старший Гавриил, способный художник-декоратор, и младший Павел. Оба за кулисами именовались Ганькой и Пашкой Каменскими.

Тотчас по выходе из Академии Павел Каменский был определен в петербургскую Дирекцию в качестве скульптора для производства бутафории. На этом деле он сразу же показал свой выделяющийся талант творить из самых разнообразных материалов (иногда из негодных отбросов других производств) точное художественное подражание действительности в форме живого и мертвого инвентаря. Работал он специально на гипсе, отливая его в художественные формы и воспроизводя эти формы в так называемой вапе. Вапа представляет собой слой бумаги, накладываемой на гипсовую форму и затем отделываемой и окрашиваемой в подражание натуре. Работы Каменского, в особенности подобие зверей, обращали на себя внимание публики. Пара волов с движущимися головами, поставленная в какой-то пьесе, являлась предметом оспаривания в искусственности. Ходили на сцену, чтобы убедиться, что волы неживые. Каменский сильно любил выпить и иногда напивался свыше меры. Это случилось как раз во время работы по приготовлению разной мифологической нечисти в балете «Млада»[232]. Работая в нетрезвом состоянии над этой задачей, Каменский увидел голого чертенка большого размера и, недолго думая, воспроизвел его в скульптуре. Вышел препротивный черт бледно-голубого цвета с розовыми рогами и отвратительной физиономией. Впос ледс твии в глюковой опере «Орфей»[233] этот черт был воспроизведен во многих экземплярах в сцене путешествия Орфея в преисподнюю. В складах Дирекции, я думаю, и сейчас можно найти эту работу Каменского – вероятно, единственное воспроизведение нечистой силы в натуральном виде. Страсть к вину и привела Павла Павловича к близкой дружбе с декоратором Ивановым к участию, совместно с ним и с машинистом Бергером, в скандальных похождениях упомянутых «трех мушкетеров».

Пьянство привело Каменского к утрате зрения. Он вышел в начале [1]900-х годов в отставку, лечился, бросил пить и до некоторой степени восстановил зрение. Впоследствии мне удалось пристроить его в Общество улучшения народного труда к открытому в Петербурге Кустарному складу, где он с успехом и с большой пользой работал на изготовлении моделей по различным отраслям кустарного производства, в особенности по горному делу, в работах по формовке и отделке полудрагоценных металлов, нефрита, яшмы, малахита и проч. Во время Германской войны Каменский скончался в своем маленьком имении под Петербургом, по Николаевской ж[елезной] д[ороге].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное