Читаем Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время полностью

Эта труппа оставила во мне больше, чем другие иностранные. Каждую субботу я проводил в Михайловском театре. Принято было обыкновением первые представления пьес исполнять именно по субботам. На субботы же приходились таким образом и бенефисы артистов. С членами французской труппы я встречался изредка на вечерних ужинах – собраниях артистов всех трупп и лиц служебного состава администрации и монтировочной части. Некоторые из французских актеров, впрочем крайне редко, бывали у меня в конторе или встречались со мной у директора. Во французском разговоре я был не очень боек, а потому избегал длинных бесед. В перечне моих воспоминаний артисты Михайловского театра располагались в таком порядке.

Впереди всех я ставлю актера Люсьена Гитри. Приглашен был в Петербург вскоре по окончании курса Академии. Проявил сразу же большой талант, с большой же долей ходульности и условных французских приемов драматической игры. Интересная внешность и хороший голос дали ему репутацию сильного актера на драматических ролях. Гитри заинтересовался русским драматическим театром, восхитился натуральной игрой Варламова, Давыдова и особенно отделкой деталей в игре Сазонова, довольно быстро ознакомился с русским языком и стал частым посетителем Александринского театра. Влияние русской школы игры, если так можно назвать характер исполнения ролей в Александринском театре, не замедлил отразиться на игре Гитри. Он заметно усовершенствовался, бросил традиционные французские эффекты и производил впечатление удивительной правдивости своей игры. Всякая исполняемая им роль оставляла впечатление, перечисление его успехов равнозначно перечислению сыгранных им пьес. Впоследствии рассказывали, что по возвращении во Францию в первое время Гитри, оказавшийся до некоторой степени новатором французской сцены, не был одобрен публикой, но постепенно правда завоевала ему высокую репутацию, и он умер со славой большого артиста.

Я лично знал Гитри больше, чем других французских артистов. Он нередко заходил ко мне в контору. Впоследствии один раз случайно встретился я с ним на улице в Париже. Оставил Гитри Михайловский театр по распоряжению свыше, ввиду его нетактичного и даже дерзкого поступка по отношению к высокопоставленной особе.

Далее вспоминаю двух комиков, двух различных оттенков.

Пьер Гиттеманс, известный преимущественно как актер-буфф[227], обладавший соответствующей своему амплуа физиономией. Его появление на сцене вызывало аплодисменты и смех. Актер он был несомненно талантливый, изредка играл с пересолом, удачно пользовался мимикой и гримом.

Другой комик, Лортёр, был актер более тонкий и серьезный. Роли его были тщательно отделаны. Заменив Гиттеманса, Лортёр скоро завоевал его место в расположении публики.

На харáктерных ролях также были два артиста.

Луи Вальбель (Бельваль), опытный актер, не лишенный таланта, игравший серьезные роли, имел репутацию покорителя женских сердец и насчитывал много поклонниц. Благодаря о себе, считал себя прикосновенным к высшему петербургскому обществу и позволял себе дерзкие поступки в отношении к Всеволожскому.

Шарль Андрие – искусный актер на роли молодых людей. Был немного однообразен в жестах, но захватывал зрителей своей искрометной веселостью. Имя его в афише привлекало публику.

Тут же следует упомянуть о двух артистах второго плана, но талантливых исполнителях серьезных ролей, а именно артистах Жумер и Деманнь.

Воспоминания мои о женском составе труппы более скудны, чем о мужском. Частных сношений у меня с артистками не было. Только пожилая Сюзанна Лажве, сожительница баритона итальянской оперы Дю-Фрима, часто посещала Всеволожского и дарила своим весьма распущенным разговором. Помню хорошо прекрасную игру драматической артистки Лины Мэнт, женщины не очень молодой, чрезвычайно худощавой, своей искренностью и чувством увлекавшей зрителей. Позднее приезжала ее дочь, Сюзанна Мэнт, хорошенькая женщина, но по таланту много ниже матери. Из драматических артисток вспоминаю еще Лего, красивую и талантливую девушку. В качестве инженю помню Томассен, молоденькую, с большим талантом, чрезвычайно правдиво исполнявшую наивных девочек. На короткое время я застал прекрасную артистку мадам Визель, исполнявшую с неподражаемой безыскусственностью роли матерей и с драматическим, и с комическим оттенками. Упомяну еще об актрисе Анжень, хорошо исполнявшей роли кокоток.

Г. Немецкий театр

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное