Сильванские луны

Сотня сильван плюс четыре волшебника до ночи разбирали завалы и ворошили пепел. К счастью, это место только казалось вымершим – кое-кто уцелел. Пока самые храбрые отвлекали степняков отчаянной и обречённой попыткой дать им отпор, часть селян успела убежать в примыкающий к краю деревни лесок; видя, что бояться больше нечего, они вышли и помогали искать выживших. Маги с их умением слушать здорово облегчали работу – можно было зря не ворочать обгорелые брёвна там, где под ними точно не было никого, кто ещё дышит. Лексий отыскал под рухнувшей стеной вход в погреб, в котором пряталась целая семья. Степняки, которые ненавидели даже лес, закрывающий небо, не сунулись за беглецами под землю, но погреб завалило наглухо, и они ни за что бы не выбрались сами. Ничего, их откопали, целыми и невредимыми. Очень многим, увы, повезло меньше…

Обожжённые и задохнувшиеся от дыма, разрубленные саблями степняков, иссечённые бичами, попавшие под копыта коней, погребённые под обломками собственных домов. Лексий усилием воли заставил себя не считать погибших. Мёртвыми занимался не он, он искал ещё живых, иногда помогал относить их в наспех поставленные палатки врачей… и старался не смотреть в лица. Потому что иначе ему некуда было деться от вопроса, почему три года назад вместо бесполезной шпаги, годной разве что для шутовских дуэлей, он не взял в руки справочник по анатомии. Чтобы тоже научиться спасать. Чтобы не быть сегодня таким убийственно, кошмарно бесполезным.

Лексий не помнил, когда он в последний раз чувствовал себя настолько беспомощным.

Вечером экатоны отдали приказ разжигать костры и готовить ужин. Все, кого можно было найти, кажется, были найдены, и те, кто остался от целой когда-то деревни, собралось на её окраине. Эти люди лишились семей, припасов, крыши над головой, защищающей от серой и злой зимы. Их нужно было хотя бы накормить.

Интересно, думал ли хоть кто-нибудь из них о том, как быть дальше? О том, что сейчас время остановилось, но завтра наступит новое утро, и, раз уж ты выжил, жизнь пойдёт дальше, и её волей-неволей придётся жить. Искать, где поселиться заново, думать, как дотянуть до весны и до мира…

Тарни вынырнул из вечерней темноты и подошёл погреться к костру. Трое его друзей уже были там.

– Как ты? – без предисловий спросил Ларс.

– Жить буду, – устало отозвался Жеребёнок и улыбнулся. Где только силы нашёл…

В костре уютно трещали остатки чьего-то дома, пахло мирным, кухонным дымом. Где-то неподалёку рыдали в голос – кажется, даже не в один. Лексий так устал, что смог подумать только: немудрено.

Никто из них не заметил, откуда взялась эта женщина. Она просто появилась из ночной темноты, а когда Тарни обернулся, наотмашь ударила его по лицу – с такой силой, что он едва устоял на ногах.

Она ударила бы снова, если бы Ларс и Лексий, не сговариваясь, не оттащили её, схватив под руки. Элиас заслонил держащегося за щёку Тарни плечом.

– Ты обещал, что с ним всё будет хорошо! – задыхаясь от ненависти, выкрикнула женщина. Неверные тени от костра искажали её лицо, пряча истинный возраст, тёмные волосы в беспорядке падали на грудь. – Он умер! Умер! Т-только что, у меня на руках, он умер, ты слышишь?!..

Танирэ прижал ладонь к белым губам.

– Ваш сын? – выговорил он, узнавая. – Нет, стойте, не может быть, он же-… Ох, Айду, он, наверное-… Проклятье!..

Женщина сверкнула глазами – так, что было видно даже в темноте.

– Зачем? – выдохнула она с болью. – Зачем было врать? Если бы ты не дал мне надежду!..

Тарни отступил на шаг и отвернулся. На его бледном лице ярко пылал след от пощёчины.

– Отпустите её, – негромко сказал он далёким, чужим голосом. – Вы что, не слышали? У неё только что умер ребёнок.

Лексий и Ларс переглянулись с сомнением, но подчинились. Женщина покачнулась, словно собираясь упасть ничком, закрыла лицо руками и с рыданиями бросилась прочь.

Когда она опрометью, с головой нырнула во тьму и исчезла, на какой-то миг стало очень тихо.

Не глядя на друзей, Танирэ поднял руки и принялся развязывать шнурок, стягивающий его волосы.

– Я что-то упустил, – тихо сказал он; тряхнул головой, и его пушистая светлая грива рассыпалась по плечам. – Слишком торопился и что-то недолечил, потому что не заметил. Всего-то и нужно было, что послушать ещё раз. Это заняло бы минуту. Вот только мне никуда не деться от мысли о том, что у кого-то этой минуты нет. Что, пока я сомневаюсь, рядом умирают…

Он говорил отрешённо, не им – в пустоту, а красивые, как у девушки, руки машинально скручивали золотистые волосы в жгут, чтобы снова завязать их хвостом. Некоторые вещи делаешь по инерции, просто потому, что привык. Потому, что иногда тебе нужен хоть какой-то якорь, чтобы вообще остаться в здравом уме…