Сильвия и Бруно. Окончание истории

 — Возможно... Но всё равно, что ни возьми, во всём у вас передо мной преимущество, мой мальчик! И не только потому, что ваше время — это рассвет, а моё — закат, но потому также, что вы заинтересованы жизнью, да так сильно, что я могу только позавидовать. Много-много лет должно пройти, прежде чем вы утратите свой интерес.

 — Но существует множество интересов, для удовлетворения которых и человеческой жизни не хватит, — сказал я.

 — Много, это правда. К ним относятся некоторые разделы Науки, но только некоторые, я думаю. Математика, например: она, несомненно, вызывает бесконечный интерес — нельзя представить ни единую форму жизни и ни единое племя разумных существ, применительно к которым математическая истина утратила бы свой смысл. Но, боюсь, Медицина базируется на иных основаниях. Допустим, вы открыли лекарство от какой-то болезни, до того считавшейся неизлечимой. Хорошо, в тот момент вы чувствуете себя счастливым, вы заинтересованы в своём открытии... возможно, оно принесёт вам честь и славу. Но что потом? Взглянем через пару лет на жизнь, где эта болезнь больше не существует. Чего стоит ваше открытие тогда? Мильтон напрасно заставляет своего Юпитера «увенчивать славой» людские заслуги. «Лишь в горних сферах, где вершит он суд, награды… смертных ждут» [63]! Слабое утешение, когда эти самые заслуги касаются материй, быстро утрачивающих значимость!

 — Но такому человеку, во всяком случае, можно будет не лезть из кожи вон, чтобы сделать какое-нибудь свежее медицинское открытие, — возразил Артур. — Этого не изменить, хотя лично мне было бы жаль отказаться от моих любимых занятий. Впрочем, медицина, болезни, боль, страдание, грех — всё это, боюсь, связано воедино. Искоренив грех, мы искореним и всё остальное.

 — Военная наука — ещё более сильный пример, — сказал Граф. — В отсутствие греха война ведь сделается невозможной. Но это и не важно: главное, иметь в этой жизни хоть какое-то увлечение, само по себе не греховное, и тогда подходящая деятельность обязательно найдётся. Веллингтону, возможно, больше не представится случая вступить в битву, и всё же —

«Достойным праздно ли сидеть?
Пред ним получше встанет дело впредь,
Чем Бонапарта одолеть, —
И вновь триумф героя ждёт!» [64]

 Произнеся эти прекрасные слова, которые он, по всей видимости, любил, Граф замер, и звук его голоса, подобно далёкой музыке, угас в тишине.

 Спустя минуту или две Граф снова заговорил.

 — Мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми мыслями касательно жизни в будущем. Эти мысли преследовали меня много лет как ночной кошмар, но я так и не смог них от избавиться.

 — Будьте любезны, — почти в один голос ответили Артур и я. Леди Мюриел убрала ноты и сложила руки на коленях.

 — Мысль, по сути, всего одна, — продолжал граф, — зато она, должен сказать, затмила все остальные. Она заключается в том, что Вечность неминуемо подразумевает истощение любых человеческих интересов. Взять, к примеру, Чистую Математику — науку, которая независима от нынешней нашей среды обитания. Я сам немного ею занимался. Рассмотрим круги и эллипсы — то, что называется «кривые второго порядка». Применительно к жизни будущего встаёт только вопрос количества лет (или сотен лет, если угодно), за которое человек распишет все их свойства. Затем он может перейти к кривым третьего порядка. Скажем, на них он потратит в десять раз больше времени (а его, по условию, у нас не ограничено). Я с трудом могу представить, что его интерес к этому предмету сохранится столь долго, и хоть нет предела степеням кривых, которые он может изучать, но зато время, за которое истощится новизна предмета и его интерес к нему, отнюдь не бесконечно! То же с любой другой областью Науки. И когда я мысленно переношусь через тысячи и миллионы лет и воображаю себя обладателем стольких научных познаний, сколько может вместить человеческий разум, я спрашиваю себя: «Что дальше? Изучать больше нечего, способен ли кто-либо почить в довольстве на знаниях, когда впереди ещё целая вечность?» Лично мне такая мысль не даёт покоя. Иногда мне представляется, что найдутся такие, которые решат: «Лучше не быть вовсе», — и пожелают личного уничтожения — буддийской Нирваны [65].

 — Но это лишь часть картины, — сказал я. — Можно работать над собой, но можно при этом приносить пользу другим.

 — Верно, верно! — с энтузиазмом выпалила леди Мюриел, взмахивая на отца искрящимися глазами.

 — Да, — сказал граф, — пока есть другие, кто действительно нуждается в помощи. Но вот пройдут ещё и ещё годы, и в конце концов все человеческие существа достигнут этого ужасного уровня пресыщенности. Какими глазами они станут смотреть в будущее?