Силы и престолы. Новая история Средних веков

Фуст и Шеффер добросовестно довели до конца публикацию Библии Гутенберга и распродали последние экземпляры в августе 1456 г. Объемный двухтомник, содержавший более 1200 страниц, предназначался для чтения с кафедры. Текст был напечатан на каждой странице в две колонки по 42 строки черным, синим и красным цветами. В тексте периодически встречались небольшие иллюминированные буквицы и изредка иллюстрации на полях[1040]. Книга во многом походила на рукопись. И все же это была не рукопись. Библия Гутенберга стала первой большой печатной книгой на Западе и ознаменовала собой переломный момент в истории письменности и издательского дела. Более того, она обозначила точку отсчета в средневековой революции средств связи. Механическая печать изменила западную культуру в XV в. так же основательно и глубоко, как создание смартфона изменило ее на рубеже XXI в. Она привела к стремительному распространению грамотности и развитию литературы, образования, народной политики, картографии, истории, рекламы, пропаганды и бюрократии[1041]. Оглядываясь назад из XVII в., философ и политик сэр Фрэнсис Бэкон поставил печатное дело в один ряд с изобретением пороха и корабельного компаса как фактор, изменивший «облик и состояние всего мира»[1042].

Но для нас здесь важнее всего то, что печатный станок сыграл центральную роль в истории Реформации, в XVI в. нанесшей сильнейший удар католической церкви. Во-первых, Гутенберг и другие владельцы типографий дали церкви инструмент, из-за которого папство переживало нравственный и системный кризис. Во-вторых, книгопечатники способствовали головокружительно быстрому распространению в Европе инакомыслия и протестов против установленного порядка. В результате всего за несколько десятилетий средневековая Европа погрузилась в пучину религиозных и политических волнений, и новое движение – протестантизм – смогло пустить прочные корни, впервые за тысячу лет бросив серьезный вызов господствующей католической вере. Итак, прежде чем подвести к концу нашу историю Средних веков, мы расскажем о том, с чего начиналась протестантская Реформация. Этот рассказ перенесет нас из мастерской едва не разорившегося ювелира Иоганна Гутенберга в Майнце к уличному мятежу под стенами папского дворца и ко второму эпохальному разграблению Рима.

Грех индульгенций

Самый ранний сохранившийся западный документ, отпечатанный на станке с наборным шрифтом (по крайней мере первый, на котором ясно указана дата), – это не Библия или какая-то другая книга[1043], а так называемая папская грамота-индульгенция. Грамоту напечатали в Майнце или окрестностях (возможно, это даже сделал сам Гутенберг) вместе с сотнями точно таких же грамот, выпущенных примерно в это же время. Индульгенция представляет собой лист пергамена с отпечатанными на нем строчками текста (всего 31 строка) – от руки вписаны только индивидуальные данные, сообщающие, что грамота была выдана женщине по имени Маргарета Кремер 22 октября 1454 г.[1044].

Печатный текст индульгенции разъясняет, зачем она нужна. Эта индульгенция была выдана от лица кипрского вельможи Паулинуса Чаппе, выступающего в качестве представителя короля Кипра. В 1454 г. этого монарха начал агрессивно теснить османский султан Мехмед II, после недавнего завоевания Константинополя нацелившийся на другие христианские территории Восточного Средиземноморья. Текст индульгенции сообщает, что, поскольку король Кипра отчаянно нуждается в деньгах, с согласия папы Николая V каждый человек, в ближайшие три года сделавший в пользу церкви пожертвование на войну с турками, имеет право обратиться к исповеднику и получить полное отпущение своих земных грехов. Это была весьма выгодная сделка. Мы не знаем, какие грехи совершила Маргарета Кремер и почему она не могла (или не захотела) искупить их, как обычно, покаянием или добрыми делами. Однако с 1215 г. каждый католик был обязан хотя бы раз в год посещать исповедь, как правило проходившую в полупубличной обстановке во время пасхальных празднеств. Грех и наказание в загробной жизни были вполне реальными понятиями[1045]. По этой причине предложение об отпущении грехов выглядело крайне заманчиво, и именно это побудило Маргарету открыть кошелек и отсчитать деньги папскому представителю, получив взамен персональную грамоту-индульгенцию с именем и датой. Передав эту грамоту священнику до окончания ее срока действия (в данном случае 30 апреля 1455 г.), исповедовавшись и искренне раскаявшись в своих грехах, Маргарета могла считать, что отныне ее душа вернулась к изначальному, незапятнанно чистому состоянию[1046]. И если ее поразит молния, затопчет корова, унесет чума или убьют разбойники до того, как она успеет снова совершить грех, она гарантированно попадет на небеса. Купив индульгенцию, Маргарета Кремер в каком-то смысле оплачивала себе билет в рай.