Силы сопротивления

Куда дальше? Налево, вместе с большинством, подгоняемым световой волной с высокого потолка, в вертушки дверей? Или направо, с редкими больными, снова на профилактику?

Он дотронулся до затылка. Вот она, пластинка, чуть проминается под пальцем.

— Чего стоишь?

Из-за квадратной колонны вышел человек в темном комбинезоне. На плече у него висел автомат. Бурдюков почему-то был уверен, что вчера этот автоматчик представлялся ему респектабельным работником в деловом костюме. И лицо у него было не такое жесткое, скуластое, небритое.

— Что?

— Какого хрена остановился? Завис?

Ближайший цилиндр выцелил Бурдюкова лазерным лучом, отметив красной точкой левую сторону груди.

— Я это…

Бурдюков обнаружил, что куртка на нем являет собой обрывок то ли тонкой шторы, то ли пододеяльника, а ниже вовсе и нет ничего, кроме грязных и дырявых трусов, и попытался как-то задрапировать наготу.

— Я это…

— Котлета! — выдал рифму автоматчик. — Голова болит?

Бурдюков кивнул.

— Ну так и чеши в «мозгоправку».

Охранник, стараясь не прикасаться к Бурдюкову, разворачивая, ткнул его дулом автомата.

— Пош-шел!

— Туда?

— Живее, дерьмо ходячее! — Автоматчик не удержался и пнул тупого работника носком ботинка пониже спины. — Живее!

Бурдюков заковылял вправо. Интересно, подумалось ему, сколько раз меня так били, а я не помню?

Широкие стеклянные двери разъехались перед ним. То, что раньше казалось морем, застывшим на стенах, синими волнами под ветром, приобрело вид обычной вид обычной мозаичной облицовки, кое-где даже потерявшей свои части.

Турникет никуда не делся, но аппарата по выдаче браслетов не было. Вместо него сидел человек в маске и респираторе. С маркером.

Бурдюков замешкался.

— Руку! — глухо произнес человек.

— Что?

— Ну-ка, стой, — человек привстал, разглядывая Бурдюкова. — Кто я?

— Вы?

— Ты меня видишь?

— Вижу, — кивнул Бурдюков.

— Ах, ты ж сука!

Бросив маркер, человек потянулся к чему-то на своем столе.

— Денис! — окрикнули его из глубины коридора. — Денис, все в порядке. Не надо, пожалуйста, поднимать тревогу.

Быстрым шагом к турникетам подошел мужчина в халате поверх серого комбинезона и первым делом посветил в глаза Бурдюкову маленьким фонариком.

— Это мой пациент, — сказал он.

Названный Денисом показал на Бурдюкова пальцем.

— У него сбой, Максим Андреевич. Он — видит!

— Я знаю, — кивнул мужчина. — В этом я и стараюсь разобраться. Уникальный, понимаешь ли, Денис, случай. Но, думаю, это мы поправим.

— Уникальный?

— Угу. Все, я его забираю, — мужчина поймал Бурдюкова за запястье. — Номер какой?

— Семьдесят третий.

— Не такой уж и большой наплыв сегодня.

— Это да. Вы только осторожнее с ним, Максим Андреевич.

— Мне ли не знать?

Денис сел. Увлекаемый в зал к кабинетам Бурдюков оглянулся и увидел, как Денис выводит маркером цифры на руке следующего пациента.

Доктор поднес магнитный ключ к двери, раздался щелчок.

— Прошу.

Приглашенный жестом Бурдюков шагнул внутрь и оказался в кабинете, который и не подумал измениться со вчера. Металлический стол, стеклянный шкаф, картотечные ящики — все здесь было ему знакомо. Сквозь светло-голубую занавеску проступали очертания кресла с нимбом из проводов.

Странное постоянство. Или тут нечему притворяться чем-то другим, лучшим?

— Садитесь.

Доктор подвинул покрытый клеенкой вращающийся стул.

— Может, сразу? — кивнул на занавеску Бурдюков.

— Думаете?

— Я, кажется, серьезно болен.

— Как вчера?

— Хуже.

— Подробнее, если можно.

Бурдюков сел. Желтоватые плитки пола отразили его голые ноги. Он попытался, как мог, закрыть их руками.

— Я вижу пластинки в людях, — прошептал он, наклоняясь к Максиму Андреевичу.

— Пластинки?

— Да.

— Где?

— Вот здесь, на затылке, — Бурдюков нащупал пальцами чужеродный пластик. — Она слегка проминается. На ней штрих-код и номер.

— И что это за пластинки? — спокойно спросил Максим Андреевич.

— Я не знаю.

— В чем же тогда сказывается болезнь?

— В том, что я их вижу!

Доктор покивал, что-то быстро печатая на выдвинутой из-под стола клавиатуре.

— А другие, значит, не видят?

— В том-то и дело, что нет!

Тум-тум-там-та-дам — выстучали клавиши. Максим Андреевич повернул голову.

— Еще что-то видите?

— Все то же, — сказал Бурдюков. — Все другое, изменившееся. Дома, люди, их одежда — все выглядит отвратительно и жутко. Не так, как раньше. Я не знаю, что я съел на завтрак, — понизил голос он. — Магда сказала, что это омлет, но я подозреваю, что к омлету приготовленное не имеет никакого отношения.

— Что же это было тогда?

— Не знаю.

— Так, а эта ваша Магда…

— Она — странная женщина. И мои родственники, если это мои родственники, тоже странные. У меня нет уверенности, что они как-то со мною связаны. Послушайте! — качнулся на стуле Бурдюков. — У меня какая-то прорва народу в квартире, они живут в ней, спят в ней. Обитают. А я их не знаю! Совершенно!

— А раньше? — спросил доктор.

— Раньше их не было! Или я их не видел. Ведь если я вижу одно, я вполне мог не видеть что-то другое.

Там! — вдавил клавишу палец. Точка.

— И что вы, вы сам, про все это думаете? — спросил Максим Андреевич, рассматривая что-то на мониторе.

Бурдюков сглотнул.