Силы сопротивления

— Это все не правильно, — сказал Бурдюков, мрачнея. — Это же люди были.

— Вот и Максим Андреевич хочет это изменить.

— Я тоже.

— Ну, видите, нас уже шестеро!

Бурдюков пролез в щель и оказался на второй половине балкона, опоясывающего часть здания. Здесь было чище, правда, в углу лежал высохший, мумифицированный голубь. Сдвинутые к стене тумбы под зелень пустовали.

— Куда смотреть?

Бурдюков выглянул. Проспект и многоэтажки заметно сместились влево, внизу серел заасфальтированный двор, загроможденный ржавыми автомобильными остовами и решетчатыми секциями, а сразу за ним бугрилась земля, словно взрытая огромной землеройкой. Тонкая линия путепровода, поблескивая, скользила над поверхностью свинцовой воды.

Река? Реки Бурдюков не помнил.

— Там, дальше, — сказал Саня.

И скрылся за плавным изгибом.

Бурдюков, последовав за ним, обнаружил Перышкина задумчиво сложившим руки на каменном парапете.

— Ого.

Саня не обернулся.

— Я же говорю — круто, — с грустью сказал он.

— Это что? — спросил Бурдюков.

— Другой мир.

— Еще один?

Перышкин кивнул.

Бурдюков застыл рядом. Посмотреть было на что. За гладью реки поднимались прозрачные купола. Там кипела жизнь — машинная, человеческая, не разобрать. Плыли по воздуху контейнеры, взмывали и садились коптеры, поблескивали, отражая солнце, многочисленные окна и зеркальные стены. Многоярусные эстакады перетекали из купола в купол, зеленели парки, горел в домах электрический свет.

И видно было, что все там устроено гораздо разумней, чем здесь.

— Сказка, да? — Саня мечтательно вздохнул. — Я часто сюда прихожу. Представляю, что живу под одним из куполов, богатый, сытый, и роботы мне прислуживают: здравствуйте, садитесь, вам налить чего-нибудь?

Бурдюков кивнул.

— Так и будет, Саня.

Перышкин рассмеялся.

— Да не, там, наверное, люди особенные. Я же так, здешний, у меня и квалификации никакой нет, ну, кроме той, чтобы в кресле мозгодонором лежать.

— Ничего, — сказал Бурдюков. — Мы же силы сопротивления. Надо будет, всему научимся. Еще может этих, из куполов, погоним.

Они помолчали. Солнце заслонили облака, но город за рекой не померк, наоборот, сделался четче, ярче, светлей.

— Ладно, — Саня отлип от парапета. — Хотите наверх? Там выше еще одна площадка есть. Только осыпается по краю.

— Да нет, — Бурдюков пошевелил плечами. — Что-то зябко здесь, пошли вниз, покажешь, где тут что.

— Ага, — Перышкин шагнул к ближайшей двери, подергал ручку. — Закрыто. Надо опять за решетку идти.

— А что, было открыто? — спросил Бурдюков.

— Не. Но вдруг? Я всегда проверяю.

— А было бы открыто?

— Вот это и была бы жуть, — сказал Саня. — Представляете? Аж мурашки.

Они выбрались на свою половину балкона. Пока Перышкин проволочкой аккуратно стягивал решетку, Бурдюков сдвинул к стене земляной выкидыш. Как-то не по себе было переступать.

— А отопления нет, — пожаловался Саня, когда они стали спускаться вниз. — Раньше, Максим Андреевич говорит, на этажах и батареи были, и обогреватели, но все давным-давно сняли. Сейчас уже холодновато по ночам, я под двумя одеялами сплю, а что зимой будет, даже и не знаю.

— До зимы еще дожить, — сказал Бурдюков.

— Ну да. Ой, давайте с девятого начнем? Мы здесь много ходили.

— Давай.

Бурдюкову было все равно.

— По большому кругу пойдем, — деловито сказал Саня.

— Не заблудимся?

— Не.

Они прошли небольшой тамбур. В пустом полутемном пространстве за тамбуром белели колонны. Из бетонного пола торчали ошметки проводов.

— Здесь, видите, — сказал Саня, показывая пальцем, — выходы автономной подсветкой обозначены.

За колоннами в двух местах на секунду замерцал свет. Потом погас. Потом замерцал опять. Бурдюков двинулся вслед за Перышкиным. Бетонная крошка громко хрустела под подошвами. Из пустоты навстречу, будто материализуясь, выплывали громоздкие бесформенные фигуры, завернутые в пленку.

— Это скульптуры, — сказал Саня.

Эхо его голоса звенело под потолком.

— Зачем? — спросил Бурдюков.

— Наверное, для красоты.

— Понятно.

Колонны кончились, пол понизился на несколько ступенек.

— Мы здесь все осмотрели, — сказал Саня, — дальнюю скульптуру Анатолий к нам притащить хотел, только она совсем неподъемная оказалась.

Они вышли в темный коридор. Перышкин смело двинулся вперед.

— Можете ладонью по стене вести, если боитесь, — сказал он. — Здесь метров тридцать. Максим Андреевич нам фонарики приносил, электрические, только их подзаряжать негде. В три дня сдохли.

Бурдюков вздохнул.

Пальцы выставленной ладони слегка касались то шершавой, то гладкой стены. Саня шаркал впереди, но видно его не было. И так узь глаза, и этак, даже распахивай в ширину коридора — темно, ни просвета.

— Сейчас поворот будет, — предупредил Саня. — Потом галерея.

— Куда поворот? — спросил Бурдюков.

— Налево.

— Ага.

Бурдюков переменил руку. Через несколько шагов пальцы окунулись в пустоту, и он, застыв на мгновение, неловко свинтил пятку.

— Вы повернули? — спросил Саня.

— Определенно.

Впереди забрезжил свет. Перышкин по пути тряс дверные ручки кабинетов.