Я спокойно подошел к краю сцены и сел на краешек, свесив ноги вниз. В зале послышалось одобрительное оживление, контрастирующее с напряженным молчанием в президиуме. Местные боссы уже судорожно раздумывали над тем, как замаливать сей великий конфуз перед высоким гостем. Ну а я, тем временем, перешел к делу. Толкнул речугу, про то, как рад, про то, что желаю, про то, что надеюсь и уповаю, про то, что мы ждем, и про то, что мы верим. Все будет хорошо, вы только терпите. Сбацал пару хохм и приплел пару баек. И, как всегда, с барского плеча разрешил задавать вопросы. Можно сказать, дозволил приложиться к ручке. Большинство запомнят не дежурные слова, а вот это общение, не картонный образ героя с обложки, а живого человека, очень похожего на них самих. Все, как всегда. Но в этот раз, меня преследовало какое-то странное ощущение. Такое чувство, что меня кто-то пристально разглядывает.
О чем могут спрашивать военного молодые парни и девушки, мозг которых не разрушен анашой и водкой, где еще есть место, не забитое тупорылыми картинками из гламурных порножурналов, рекламой жвачки и сникерса? О людях. О судьбах. О героях. О событиях. О войне. О радужной сказке, где нет места для смерти, но много пространства для подвига. И я рассказывал, потому, что есть множество знаний, которые могут занять это пустое место в молодых головах, что бы их обладатели, в конечном итоге, стали ЛЮДЬМИ, а не жвачными ЖИВОТНЫМИ.
И дождался-таки, на свою голову. Еще издали я заметил, как настойчиво пробирается к сцене молоденькая девушка. Народ не слишком-то хотел ее пропускать, но она настойчиво двигалась к цели, не обращая внимания на отдавленные ноги и выпутываясь из леса рук, стремящихся замедлить ее неумолимую поступь. На вид ей было лет восемнадцать, не больше. Красивое, открытое, почти детское лицо, которое ничуть не портили веснушки. Небольшой рост, аккуратное платье и бант на голове, создавало иллюзию, что это вообще живая кукла. И вот, улучив момент, девчушка задала свой сокровенный вопрос:
— Товарищ командарм, почему девушек не призывают в армию наравне с парнями? Ведь это не честно! Почему им можно, а нам нет?
В зале послышался одобрительный гул женской половины и смех мужской.
А вот мне было вовсе не до смеха. Я был готов провалиться сквозь землю. Наверное, я покраснел, как помидор. Мне было стыдно. Мне никогда не было так стыдно. НИКОГДА! За кого ты пойдешь умирать, солнце??? ЗА КОГО? За длинноногую шлюху на розовом Мерседесе? За гламурного пидора, ведрами жрущего «Перрье-Жуе»? За осклизлых тварей, на руинах заводов говорящих об извечной лени русского быдла? За фашиствующих молодчиков, рисующих на Ваших памятниках проклятую свастику и танцующих джигу на Ваших могилах? ЗА НИХ? Что мне сказать? ЧТО МНЕ ОТВЕТИТЬ? Мне нужно немедленно что-то сказать, иначе я сам заплачу, как малолетнее дитя, от бессилия остановить надвигающийся ужас. Как найти слова и не выдать своих чувств?
— Как Вас зовут?
Она не сразу поняла, что обращаюсь к ней.
— Аня.
— Аня, Вы знаете, я верю в то, что мужчина и женщина должны быть равны во всем. Но, я верю и в то, что существуют такие права, которые должны быть, но ими должны пользоваться лишь в исключительных случаях. Может ли женщина работать шахтером? Может! А теперь спроси у сидящих кругом парней, позволят ли они, что бы их мать работала в шахте? А, парни? Что скажите?
По реакции ребят было видно, что пока они живы — этому не бывать.
— Но почему? Я Ворошиловский стрелок! Я лучше всех в институте фехтую на карабинах! Я окончила курсы медсестер! Меня, значит, не берут, а некоторых балбесов, которые только голубей гонять умеют, с руками отрывают? — она с вызовом посмотрела в зал, и две третьих парней этот взгляд не вынесли, прекрасно осознавая правоту ее слов.
— Анна. Уметь метко стрелять — это хорошо. Но настоящего бойца отличает вовсе не умение стрелять или с закрытыми глазами разбирать винтовку. Недостаточно просто знать уставы и вызубрить наизусть наставления. Он должен уметь ПРИМЕНЯТЬ это на практике. Боец, который может выжить, должен точно сам знать, где его место и каковы его действия, должен четко понимать, как занять правильную позицию. Запомните — в бою у вас не будет даже мгновения, чтобы остановиться и подумать. Все действия должны выполняться автоматически. Алгоритм должен намертво засесть в голове и решения приходить сами собой! Секунда задержки — и ты труп.
Я снова и снова осматривал зал. Было видно, что многие не пропустили мои слова мимо ушей. Ощущение того, что меня кто-то пристально рассматривает, усилилось стократно. Глаз постоянно цеплялся за какую-то странность, но в чем она состоит, я пока не понял.
— Но ведь парней-то тоже учить надо! Ведь они тоже с нуля начинают? Чем мы хуже?
Я молчал. Нужно было срочно что-то придумать.
— Фролова! Не приставай к товарищу генералу!