— Я поясню. У нас там, — я ткнул пальцем в небо, — в будущем, попросту нет достоверной информации о том, что именно здесь случилось. До нее невозможно докопаться под горами сиюминутного вранья и отсутствия широкого доступа ко многим подлинным документам этих лет, многие из которых вовсе утеряны или сознательно уничтожены. Вот только чтобы это понять, мне пришлось провалиться в прошлое, и пожить тут какое-то время. Так что, при всем своем желании, я могу вам выдать не научное заключение, общепринятое в мое время, а только лишь свои домыслы, во многом основанные на искаженных сведениях и моих личных ощущениях.
Иосиф Виссарионович усмехнулся в усы.
— А разве у меня есть выбор? Генерал Павлов у нас один. Больше мне никто откровений из будущего не высказывает. Так что, говорите свои… домыслы. А мы послушаем.
Ну, мое дело предупредить… Уж что-что, а молоть языком меня всю жизнь учили. Благо, что он без костей.
— Если коротко, я вижу главную причину в ошибке стратегического планирования. Случилось ровно то, о чем я предупреждал на заседании в ГВС в мае. Пытаясь удержать как можно больше, мы едва не потеряли все. Фактически, немцы едва не повторили у нас сценарий Польской компании. Причем, за это «едва», мы должны сказать огромное спасибо нашим предкам, которые оставили нам в наследство столь обширные территории и бездонные человеческие ресурсы. Вы прекрасно знаете аргументы тех, кто настаивает на необходимости жесткой обороны на рубеже новой границы. Многие из них до сих пор уняться не могут. Все крамолу и предательство ищут. И логичные доводы-то приводят…
Хотел добавить «козлы позорные», но чудом удержался. Хотя, Сталин, похоже, понял недоговоренное.
— Мол, полномасштабной войне в любом случае будет предшествовать фаза обострения отношений, с дипломатической пикировкой и вооруженными инцидентами на границе. И это даст нам время подготовиться к отражению атак. Что, мол, интенсивность боевых действий будет нарастать не лавинообразно, когда враг ударит сразу и со всей силы, а постепенно, по мере мобилизации и подхода к нему подкреплений из глубины страны. А мы в это время спокойно развернемся и сосредоточимся. Да, что я вам рассказываю, вы это лучше меня знаете! Они ж к вам апеллируют-то и доносы пишут. Еще б реальными делами с таким рвением занимались.
Я глубоко выдохнул, пытаясь унять вновь накатывающееся раздражение.
— Но они забыли, что сейчас почти середина 20-ого века! Густая сеть железных и шоссейных дорог позволяет в кратчайшее время перебрасывать войска на огромные расстояния. Танковые и авиационные части за считанные дни могут быть передислоцированы на сотни и тысячи километров, полностью изменив расклад сил на театре военных действий. А современные средства связи, прежде всего радио, позволяют всей этой движущейся массой устойчиво управлять. В 44-ом году, когда наши войска гнали фашистов из Белоруссии, передовые отряды танковых бригад проходили по семьдесят километров в сутки. Когда в 45-ом году мы били японцев, по непролазным горам Хингана и пустыням Маньчжурии, наши подвижные части преодолевали больше сотни километров в день. Немцы за пару суток перебрасывали целые авиационные корпуса из Северной Африки под Севастополь. Даже если каким-то чудом мы сразу же успеем узнать, что немецкие ударные части пришли в движение, выдвигаясь к нашей границе, мы просто ничего не успеем сделать. Будет уже поздно! Это если узнаем. Вот, кстати, поинтересуйтесь у Лаврентия Павловича, каким образом он собирается контактировать со своей агентурой сразу после начала боевых действий? Ведь у него связь завязана на наши диппредставительства, которые будут закрыты с первыми выстрелами новой войны. В моем прошлом, именно так все и случилось. Глубинная разведка оказалась парализована, и ее устойчивую работу удалось наладить лишь по итогам 42-ого года. Со многими агентами связь не удалось восстановить даже после окончания боевых действий, а их судьба так и осталась неизвестной.
Судя по реакции Сталина, если моя информация подтвердится, в ближайшее время товарищу Берии предстоит очень непростой разговор.
— На практике это выглядело следующим образом. Не было никаких дипломатических демаршей. Не было никаких демонстративных жестов, в стиле «иду на Вы». Гитлер не выдвигал никаких требований и ультиматумов. От нас ничего не просили, и ничего не приказывали. Не было даже серьезных пограничных инцидентов. Просто в один не слишком прекрасный день, фашисты, молча и без объявления войны, перешли через границу, и треснули по нам со всей силищи разом, пока мы с печи слезть не успели. Да так треснули, что мы только под Москвой разогнуться смогли.
Я непроизвольно сжал кулаки, и с трудом удержался от того, чтобы не вмазать ими по столу.