Утробный голос Маркуса, который я с преогромным счастьем не слышала бы еще целый век, прозвучал так счастливо и вдохновенно, а оттого и так отталкивающе для меня, что я буквально через силу заставила себя приглядеться внимательнее. Первой моей мыслью было искреннее недоумение: и чего он так красуется победой над каким-то стариком? Пленник был страшно худ, маленькие ввалившиеся глазки блестели то ли от слез, то ли от гнева. Орлиный нос медленно и удрученно раскачивался над полом – вот он повернулся в мою сторону, а за сединой проступили еще живые темные волосы, и я догадалась сквозь глубокое потрясение, почему бородач во все горло зовет своего предводителя.
- Я здесь, - Питер спустился по лестнице со второго этажа. – Рад приветствовать вас в моем доме, директор Махоун.
Джованни прищурился и отвернулся – я так и не поняла, узнал он меня или нет. Теперь он с холодной яростью смотрел на Питера.
- Не могу ответить тебе взаимной любезностью, Палмер.
- Наденьте на него околиозную маску, - распорядился Питер. – Я не хочу, чтобы он покинул нас слишком быстро. У меня к нему много вопросов.
Маркус бросился исполнять приказ, а Саманта вновь издала безумный торжествующий крик, от которого у меня по спине пробежал мороз. Он звучал так, словно война уже разрешилась в их пользу. Я сама не заметила, как поднялась с места следом за Габриэлем, рядом с которым уже вновь очутился Денница, и подошла к пленнику почти вплотную. Джованни Махоун был единственным симбионтом, официально признанным человеческими верхами. Для меня он с самого первого дня стал недругом, чинившим неприятности всем, кто был мне дорог, и везде совавшим свой длинный нос, и если я и думала о нем, то только для того, чтобы пожелать ему зла: неприятностей в личной жизни, отстранений на работе, и всяческих проблем. Но никак не такого. Наблюдать его побежденным теперь, когда противостояние между людьми и симбионтами с каждым днем все ближе подбиралось к своему апогею, было жутко даже для меня.
Как же он, эрудированный, опытный и ловкий, допустил свое поражение? Как мог позволить Маркусу поймать себя?
Я сделала еще один неровный шаг в его сторону, пребывая в состоянии полного замешательства, однако наткнулась на препятствие. Чье-то плечо больно врезалось в меня, отталкивая назад.
- Спятила, Андреа? – прозвучал над ухом взвинченный шепот Франциско. – Выйди на улицу, сделай портал в дом Бенедикта и подожди меня там. Я постараюсь прибыть к вечеру.
- Его убьют?
- Его не просто убьют. Когда до этого дойдет, он сам будет мечтать о смерти.
- Мы должны помочь.
- Ты шутишь? – я буквально почувствовала, как Франциско закатывает глаза.
- Я могу забрать его с собой через портал.
- Да оглянись же ты вокруг, Андреа! Здесь собрались почти все приближенные Питера! Хочешь рискнуть своей жизнью ради Джованни Махоуна?
- Представь, как много будет значить его освобождение, – горячо зашептала я. – Он наконец признает в нас союзников!
- Нет.
Тем временем на директора ФБР нацепили маску с черными очками, застегнули на шее твердый металлический обруч, и Маркус подтолкнул его к лестнице, спускающейся вниз, где незадолго до этого скрылись Питер и Габриэль. Люди принялись возвращаться за свои столы, в зале стало чуть свободнее; для пышного торжества появился новый повод, и вновь застучали друг о дружку хрустальные бокалы. Я повернулась к Франциско, чтобы спросить у него, какие помещения скрываются на цокольном этаже, но он уже растворился в толпе, оставив за собой последнее слово.
Нет. Мы не будем помогать Джованни Махоуну. Мы позволим ему умереть.
- Видела, Андреа?! – рядом со мной очутилась запыхавшаяся Клер. – Этого гада поймали!
- Видела. Как думаешь, куда его потащили?
- Какая разница, - отмахнулась она. – Габриэль говорил, что это он заточил мою маму на Сан-Клементе и что именно он издал приказ, позволяющий сотрудникам ФБР стрелять по нам без предупреждения. Да даже с бешеными животными обращаются лучше! Я так рада, что теперь он получит по заслугам.
- Клер, Питер убьет его, - тихо сказала я, отведя ее в сторонку и воздержавшись от комментария, что мама ее, вероятнее всего, точно так же получила по заслугам. – Неужели тебя не беспокоит это?
- А как еще поступать с теми, кто пытается убить нас? - она озадаченно уставилась на меня. – Война есть война, мы вынуждены защищаться.
- Не так, Клер. Это уже не защита.
- Они первые начали.
Я со вздохом отпустила ее руку. Всеобщая эйфория на сей раз на меня не действовала, и находиться рядом с Клер, наивной и совершенно оболваненной, становилось с каждой минутой все труднее. Для нее существовало лишь одно видение: несчастные и благородные симбионты, отстаивающие свою честь, и жестокие люди, отстреливающие их из зависти и страха. Подобное видение было очень распространено среди тех, кто находился под покровительством Питера, и до смешного близко перекликалось с противоположным мнением, которого придерживались сотрудники ФБР и где слагаемые попросту менялись местами: злые симбионты и беспомощные люди, пытающиеся хоть как-то себя обезопасить.