— Виктор Викторович! А я тут у Дома актера стою. Компанию составишь?
Голос был знакомый. Виктор сразу же согласился, и на этом все кончилось. Телефон затих.
От дома до ресторана было совсем чуть-чуть, Силов осилил этот путь минут за пятнадцать. Пока он шел, в голове проносились все владельцы мужского тембра голоса: первым, кто вспомнился, — отец. Но Виктор почти сразу отмел эту мысль — отец умер. И умер очень давно. И делать ему возле ресторана совершенно нечего — отец не любил рестораны, кафе, вообще публичные пьянки. Он любил тихо пить.
За домом, где когда-то жили отец и маленький Виктор, стояли несколько рядов ракушек-гаражей. Там после рабочего дня потихоньку собирались автовладельцы и часа полтора обхаживали свои машины. Кто перепаивал блок питания, кто перебирал карбюратор, кто наклеивал на стекла светозащитную пленку. Во всем гаражном квартальчике едва ли нашлось бы пять-шесть иномарок. В основном это были «Москвичи» и «Жигули». Редко появлялись «Волги». Поэтому всем было чем заняться после работы в гаражах. Ближе к глубоким сумеркам владельцы автомобилей собирались маленькими группками, доставалась водка, нарезались помидорки и колбаска — начинался неторопливый разговор. Тары-бары продолжались до первого крика в ночной тиши — жена одного из собеседников стояла посреди рядов ракушек. Как правило, возле нее бегала маленькая собачка. Жена совмещала полезное с надзорным. Тут же раздавался ответный пароль: «Все! Ща иду…» Вечеринка сворачивалась, водители расходились по домам до завтрашнего вечера.
Все это уже давно кончилось, автомобили стали японско-китайскими и теперь не требовали ежедневного ремонта и даже осмотра — пить стало неинтересно, да и люди многие поменялись. Сейчас за гаражами большей частью собирался молодняк — потрындеть и, главное, пыхнуть косячком по кругу.
Отец отпадал. Больше Силов никого припомнить не мог — шел наугад.
У входа в ресторан Дома актера все в том же удивительном настроении стоял полковник Игнатьев и озирался. Он не знал, с какой стороны подойдет маэстро, и поэтому высматривал все возможные пути товарища.
В сиянии бледно-зеленого света от витрины магазинчика мобильной связи появился Силов. Он шел прямо на Сергея Ивановича. Игнатьев сразу и не узнал маэстро. Волосы поменялись с точностью до наоборот — теперь уже черные пряди мелькали среди седого ежика. Землистое лицо с впалыми щеками выпячивали скулы сквозь сильно натянутую кожу, которая вот-вот лопнет. Огромные мрачные пятна, в центре которых — глаза. Внимательные, немигающие глаза. Словно остановившиеся… Выбритые щеки местами были покрыты щетиной — неаккуратная бритва пропускала эти островки по своей безалаберности.
— Маэстро, — Игнатьев распростер руки и двинулся навстречу Виктору. Силов подошел. Полковник тепло обнял друга, который безучастно стоял внутри радостного обхвата, опустив руки. — По чуть-чуть? — Игнатьев шепнул в ухо свое предложение. Маэстро вспомнил — он видел этого человека, точно видел. Даже припомнил некоторые детали прежних встреч. «Инженер-полковник», — пролетело в голове. Силов даже успокоился — кисло, но улыбнулся в ответ.
В Доме актера ничего не изменилось с тех пор, как в последний раз Виктор заглядывал сюда. Да и с какой такой стати меняться… Друзья уселись под пальмами и заказали коньяк.
— Ты в Питер-то ездил? — начал издалека Игнатьев.
— Да, много раз, — безучастно ответил Силов.
— Понятно. Ну, давай за встречу, маэстро?!
Коньяк резко ударил в нос Виктору — он даже будто бы вздрогнул. Какой-то острый неприятный запах окутал Силова, он не стал пить, испугался. Игнатьев выпил, посмотрел на собеседника, потом для верности засунул нос в свой бокал, в бокал Виктора — коньяк как коньяк. Профессиональная привычка не навязываться с выпивкой и деньгами никогда и ни к кому сработала и тут. «Маэстро не хочет, и бог с ним!» — сообразил полковник.
Посидели молча несколько минут. Молчание совсем не тяготило Виктора, глаза он не опускал, смотрел в далекую барную стойку и думал о чем-то. Игнатьев время от времени поглядывал на эту стойку, пытаясь распознать интерес маэстро. Не получалось, и полковник решил не дожидаться окончания паузы — начал разговор…
— У меня чепэ, брат, — Игнатьев забрал в ладони бокал и нагнулся к Силову: — У меня в городе сука появилась. Маньяк… Режет людей. И непонятно, за что — зацепиться не могу. Ты знаешь, Николай Званцев, рогоносец этот, тоже зарезан.
— Да, — коротко и быстро высказался Сергей. Глаз не дернулся, взгляд остался на барной стойке.
— Вот тебе и да, — полковник опять посмотрел на стойку, ничего особенного там не было. Что высматривал маэстро, он не понимал. — Ты себя нормально чувствуешь, Виктор Викторович?
На «ты» и по отчеству — Игнатьев уже привык к этой традиции, доставшейся нашему времени от коммунистов, которые правили страной СССР. Так и осталось — к своим друзьям и сослуживцам полковник обращался именно на «ты», не забывая при этом употребить и отчество.