— Ну, теперь ставь музыку, — после долгой паузы произнес Игнатьев. Виктор заулыбался и стал перебирать диски. На кухне в специальном ящике их было около тысячи, но Силов по памяти знал, где находится то, что ему нужно. Достав из отдельной коробки, он вставил в проигрыватель позолоченную пластинку — два-три удара смычка, и великая Тоти даль Монте тихо заплакала музыкой Доницетти. Игнатьев поднялся. Упрямо высмотрел что-то на магнитоле, уверенно нажал какую-то клавишу. Стало тихо.
— Мудак ты, маэстро, и не лечишься, — выдавил из себя полковник, упорно глядя в магнитолу. Так он стоял почти минуту, потом пошел к выходу. Задержавшись у входной двери, Игнатьев развернулся и в упор отчеканил:
— И подлец! Если так шутишь!.. Пока! — Сергей Иванович рубанул ладонью воздух и вышел.
Силов выскочил на балкон. Перегнувшись, он смотрел на фонарь у подъезда — там можно было заметить выходящего. Когда Игнатьев хлопнул еще одной дверью, теперь уже последней в этом доме, Виктор закричал:
— Да-да, это я убил! Я убил!
Сергей Иванович не оборачивался, не останавливался, словно вовсе не слышал этого ужасающего признания.
Глава вторая
Игнатьев позвонил Виктору около одиннадцати утра. Поболтали легко, спокойно, совсем не упоминая вчерашнего удручающего разговора. Разве что полковник упомянул о больной голове после коньяка, но и это он сделал весело, между прочим. Договорились встретиться через час у театра — Силову недалеко, а Игнатьеву все равно. Вызовет такси или приедет на служебной машине.
Маэстро валялся в кровати и курил — он уже несколько дней плевал на то, что Лизе нехорошо от табачного дыма. Жена молчала, но открывала настежь балкон и окно в кухне — минут через пятнадцать становилось легче дышать, дверь в кухне прикрывалась, сквозняк исчезал, Лиза засыпала.
Силову импонировало то, что Игнатьев заинтересовался открытиями маэстро. Конечно, он докажет всем, что жизнь должна бурлить и быть счастливой — всем остальным надо признать это или самоустраниться. Естественно, на такое никто не пойдет, но для этого есть он, Силов, который возьмет на себя ответственность за создание гармонии на земле. Если уж не на всей земле, то по крайней мере в родном городе. Мечты крутились в голове, Виктор рисовал будущее без проклятой марксовской борьбы «противоположностей». Теперь эти враждующие стороны жили в Силове мирно: человечество признало необходимость антитезе свету!
«Жизнь не принадлежит больше самому человеку, а только высшим силам, все, кто не признает гармонию зла и добра, перестают существовать. Мир становится счастливым, радость каждому проявлению высшей воли. Нет больше страдания, нет горя, есть счастье, есть гармония, есть победа над идеями Маркса! Человечество обретает новый смысл!» — Сигарета закончилась, Виктор стал собираться на встречу с полковником.
У театра Игнатьев окликнул Силова, не выходя из машины. Просто опустил стекло:
— Маэстро! Милости прошу!
Виктор нырнул в машину, и служебный автомобиль покатился по городу. Приехали быстро, несколько светофоров и краснокирпичное здание управления МВД оказалось прямо у машины. Игнатьев вышел первым, услужливо открыл заднюю дверь, а потом и входную. Виктор улыбался — ему было приятно.
На третьем этаже вдоль длинного коридора по обе стороны было бесчисленное количество углублений, в каждом из которых были такого же цвета, как и стены, двери. Никаких отличительных знаков не было — скорее всего, сотрудники справлялись по памяти. За одной из этих дверей Игнатьева и маэстро встретили несколько человек — в пустой комнате стоял маленький стол, несколько стульев. Ни шкафов, ни горшков на подоконниках не было. Полковник предложил Виктору стул, сели все. Силов смущенно улыбался.
— Хочешь чаю или кофе? — спросил Игнатьев.
— Кофе хочу, только не растворимый.
— Не вопрос, — Сергей Иванович кивнул одному из находящихся в комнате, тот тут же вышел. — Маэстро, извини, что все формально — вопрос сложный. Я хочу, чтобы ты повторил то, что вчера мне сказал про Званцева, про Федькова-пенсионера, про Ковальчука, про ресторан «Чайка», короче говоря, все. Пожалуйста, Виктор Викторович…
Силов продолжал улыбаться. Дверь отворилась, вошел посыльный уже с чашкой кофе, но вместе с ним протиснулся в дверь и его старый знакомый — один из тех двух безликих, что гонялись за Силовым уже долгое время. Лица он никак не мог распознать и узнавал этого мужика только по одежде. Белый пиджак был выпачкан землистого цвета пятнами — словно преследователя таскали по грязи и теперь пиджак не отстирывался. На это Виктор обратил внимание еще тогда, когда он курил с Марксом на его кухне. Улыбка исчезла, страх заменил благодушное настроение. Силов решил действовать — взяв у посыльного чашку с кофе, он быстро выплеснул содержимое прямо в лицо этому паразиту. Тот закрыл руками лицо, тогда как Силов со всего размаху швырнул в него и кружку. Но промазал — с противным лязгом чашка ударилась в стену и разлетелась на мелкие куски.