Симметрия мира

Я осмотрелся: плавучее средство было довольно большое, крытое цветным полотном из плотного материала, используемого обычно для навесов кафе или пляжных зонтиков, что, скорее всего, когда-то было и тем и другим; но доработанное стилистически и обвешанное гирляндами ракушек и амулетов, оно утратило свою утилитарную сущность и стало предметом культа. Лодка, украшенная таким образом, а так же рисунками, в которых можно было прочитать всю её историю: от дерева, росшего в джунглях, (прежде чем пойти на материал для постройки), до мастера и первой соленой морской волны, омывшей её с носа до кормы, от бесчисленных дней противостояния волнам и рифам, до сегодняшнего – была похожа на рекламный проспект прогулочного судна. Глядя на на эти рисунки, я подумал, что было бы неплохо, после сегодняшней прогулки, дорисовать в её историю и меня.

Как и все туристы, в первую очередь, я захотел посетить чудо-острова, о которых не говорил только ленивый и, где вода была такой прозрачности, что видимость доходила до двадцати метров, где, перегнувшись через борт лодки, можно было увидеть в мельчайших подробностях прекрасное морское дно, а если напрячься – и своё будущее. Кахайя выслушала мои пожелания и, скорчив неодобрительную гримасу, сказала, «что сейчас туда надо будет идти против ветра» и, показав в противоположную сторону, уверено добавила: «Туда надо». На что я покачал головой и сказал, показывая в нужном мне направлении: «Туда». Она зыкнула на меня, как зверёк, но спорить больше не стала. Всю дорогу до первого острова мы молчали, Барни спал, убаюканный ровным гулом мотора.

Остров, к которому мы приплыли, был небольшой и когда мы приблизились к мелководью лодка будто зависла в воздухе. Такой чистоты я ещё не видел – дно было внизу, но ощущения воды я не чувствовал. У меня, видимо, был очень глупый вид, потому что Кахайя рассмеялась, глядя на моё удивлённое лицо и, решив добить меня, она, вдруг, мгновенно скинула одежду и совершенно голая прыгнула в воду. Я только увидел, как блеснула на солнце её точёная фигурка и у меня в первый раз перехватило дыхание . Кахайя ушла в глубину и, нарушая все законы физики, словно большая птица, какое-то время, парила в глубине, как на небе и, достигнув дна, долго кружилась среди буйства водорослей, выискивая кораллы и раковины. Мне показалось, что прошло недопустимо много времени, с тех пор, когда Кахайя прыгнула в воду, я, с возрастающей тревогой, наблюдал за ней, борясь с желанием прийти на помощь; наконец увидел, как девушка, оттолкнувшись от дна, стала подниматься на поверхность. Я отвернулся, когда побросав добычу в лодку, ныряльщица рывком перелезла через борт и уселась на своё место у руля. Она тяжело дыша, некоторое время возилась с волосами и, выжав их, влезла в свои одежды. Поняв это, я повернулся и встретился с насмешливым взглядом Кахайи, которая сказала смешно коверкая слова:

– Ты меня бояться? Так не надо..Я тебя любить..

Я немного опешил.

– Это как?

– Как взрослая. Сильно..

На время потеряв дар речи, я не знал что ответить и ляпнул первую попавшуюся отговорку:

– Ты мала ещё, а я старый.

Она покачала головой.

– Не так. У нас всё решать «баба», а он может быть старый.

Старый муж! Это несуразное высказывание покоробило мои домостроевские принципы и убеждённость в том, что брак должен быть равным. Я, как мог объяснил девушке, что, в моём мире, такая разница в возрасте приводит к грустным размышлениям и далеко идущим последствиям, что это против законов природы и, в конце-концов, против моего понятия об отношениях между мужчиной и женщиной. К концу моей лекции, я увидел слёзы в глазах девушки и я поспешил её успокоить, сказав, что у неё все будет хорошо, что она ещё встретит своего «баба», который будет любить и заботиться о ней. Услышав это, она откровенно, в голос, разревелась. Я был вынужден подсесть к ней и, обняв, стал успокаивать. Через некоторое время девушка успокоилась. Она больше не глядела в мою сторону, завела мотор и всю дорогу до деревни не проронила ни слова. Молча мы дошли до моей машины, где я отдал Кахайе оставшиеся деньги и она ушла не попрощавшись.

Всю дорогу до дома мне приходилось напрягать извилины, чтобы отогнать мысли о девчонке и переключиться на что-нибудь нейтральное, но мысли мои почему-то крутились вокруг этой Кахайи. Ночью мне не спалось, я пил виски и глядел на звёздное небо, Барни тоже проснулся и, не обнаружив меня в кровати, недоумевая, вышел на крыльцо и сел рядом. Так мы просидели до утра: два одиночества – собака и человек.