– Нет, из Техаса! Из Далласа!
Я знала, что Кэтлин тренируется у Насти Люкин, получившей золото в абсолютном первенстве на Олимпиаде 2008, во Всемирной олимпийской академии спортивной гимнастики в Плейно, неподалеку от Далласа. Правда, я не сказала отцу, что не совсем уверена – посещала Кейтлин Охаши обычную школу
– Дело в том, что она не в
Это казалось мне ужасно глупым. Я считала, что, если ты справляешься с программой, не имеет значения, сколько дней ты пропустил. Но как бы сильно я не раздражалась, в глубине души я уже начинала признавать то, что родители и так давно знали: какой бы путь я ни выбрала, мне придется
Взвешивая и то, и другое, я начинала тосковать, и на глаза у меня наворачивались слезы. Я считала, что это слезы злости на родителей, которые пытаются ограничить мой выбор, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что со мной творилось на самом деле: я грустила, что не стану частью той жизни, о которой давно мечтала. Я знала, как мне надо поступить, но не была готова это признать. Поэтому мне было легче сердиться на родителей и делать из них «плохих полицейских», которые стоят у меня на пути.
– Вы меня не понимаете! – кричала я, пока Адрия гоняла вилкой горошек по своей тарелке. В четырнадцать я была настоящей королевой драмы – хоть отправляй в сериал, – особенно когда вскочила из-за стола, оттолкнув стул так, что он расколол плитку на кухонном полу.
– Сядь назад, Симона, – сказала мама утомленно.
Но я уже превратилась в колючего непослушного подростка и, не закончив ужина, убежала к себе, захлопнув дверь.
Моя семья уже привыкла к таким вспышкам. С тех пор как я не прошла в сборную, настроение у меня постоянно менялось. Обычно мама с папой подобной грубости не терпели, но в данном случае, думаю, они решили проявить гибкость, потому что понимали, как сильно я мечтаю об обычной старшей школе после одиноких полутора лет в частной. Я не могла дождаться, когда смогу веселиться с подругами, ходить в кино и в торговый центр. Выбирала, какие уроки стану посещать и в какие школьные клубы вступлю. И после долгих лет спортивных костюмов и вышитых блестками купальников на соревнованиях одеваться каждый день в обычные вещи тоже казалось мне настоящим приключением.
Иногда поздно вечером мама стучала мне в дверь. Она входила, присаживалась на край постели и мягким голосом заговаривала со мной.
– Если старшая школа так важна для тебя, иди туда, – говорила она после того, как я в очередной раз жаловалась, что мечтаю побыть «нормальным» подростком. – Если тогда ты перестанешь плакать и постоянно жаловаться, то иди в школу, Симона.
Но на следующий день, освоив какой-нибудь новый элемент на тренировке с Эйми, я уже хотела перейти на домашнее обучение и продолжать элитную карьеру. Временами, когда просто разрывалась, я начинала умолять маму:
– Пожалуйста, скажи, как мне поступить!
Но они с отцом отказывались принимать решение за меня.
Мама объяснила мне это так:
– Симона, – сказала она, – это не единственное серьезное решение, которое тебе придется принять, но именно оно, когда ты будешь оглядываться назад, определит твою судьбу, и ты должна быть на сто процентов в нем уверена. Вот почему ты должна разобраться сама. И знай: что бы ты ни выбрала, мы тебя полностью поддержим.
Иногда со мной разговаривал отец, излагая все за и против:
– Ты можешь пойти в обычную школу и бросить элитную гимнастику хоть завтра, если захочешь, – объяснял он. – Или, если для тебя важнее пройти в сборную, ездить и соревноваться по всему миру, это ты тоже можешь сделать. Мало у кого есть такая возможность – а у тебя да. Но для этого придется перейти на домашнее обучение. Хорошая новость в том, что в обоих случаях ты сможешь заниматься гимнастикой в колледже.
Отец знал, как мне хотелось выступать за сильнейшие университетские команды, например в Университете Алабамы или Калифорнии. Я мечтала об этом практически так же, как о национальной сборной.
Адам помог мне снова обрести чувство юмора, утраченное в бесконечных спорах с самой собой. «Ладно, сестра, – сказал он, – если решишь перейти на домашнее обучение, то всегда будешь лучшей в классе». А потом, помолчав, добавил: «Правда, и худшей тоже». Мы все рассмеялись, что стало приятной переменой после моих хлопаний дверьми.