Симоно-Савловск

Разноцветные огоньки порхают в воздухе. Их вспугивает бродячее животное, и они растворяются в темноте. У животного золотистая шерсть, блестящие глаза, красный язык. Оно лакает из лужи луну. На другом берегу усталая фея. Опустившись на корточки, разглядывает нечто важное в воде, вытирает грязные руки о синие рваные джинсы. Серый дым вытекает из-под земли и течет обратно под землю. Пахнет сваркой, грибами и плесенью, мокрой пылью, сиренью и хлебом.

Кошка бежит за мотыльком, мотылек летит к неоновой вывеске, от вывески к земле спускается паук, серебристая нить возносится к голубю, голубь спешит к хлебным крошкам, выкинутым из открытого окна, в стекле которого отражается зеленый человечек.

Федор с облегчением посмотрел на зеленого человечка, повторяющего одни и те же движения на бесконечной изумрудной дороге. Такси сорвалось с места и покатило дальше. Пара поворотов и вот оно — крыльцо родного дома. Федя даже удивился, что не узнал свой район раньше. Испытание прошло успешно, салон не был осквернен. Пробормотав слова благодарности таксисту, пассажир вышел из машины и нетвердым шагом направился к подъезду. В паре метров от двери Федя ухватился рукой за невысокую оградку, а потом скрючился над урной. Вырвало его бурно и густо. Стало легче, голова гудела, но уже не так сильно. Даже стыд и страх куда-то отступили. Мужчина поглядел на небо, затянутое тучами. Он вспомнил, что надо сделать нечто важное. Достав из куртки телефон, Федя разблокировал аппарат и открыл приложение вызова такси. Немного подумав, ткнул пальцем в экран, заставив загореться четыре золотые звезды. Каждая слепила, игнорируя режим экономии энергии, но вот сразу за ними раскорячилась пятиконечная чернота.

— Заслужил, — тихо сказал Федор.

Затем он спрятал телефон в карман, зашел в подъезд, и тьма поглотила его.

Последние новости (лирическое отступление к окраине)

После третьего тревожного звоночка все расселись по своим местам. Осознали, что к началу не успели, а внутри вертеп и всякое такое. Кто увидел новый темный век, кто всплакнул по веку золотому, кто-то смежил свои веки. Вдалеке вереницей машины посолонь по Омскому кольцу. То ли славят вход и выход, то ли просто заблудились. Да и стены свежевыкрашенных зданий не прочней листа бумаги. Так и есть, и боязно их трогать, смотреть на них, касаться даже мыслью. Не прочней картона, на который небрежным движением бросили внутренности птицы, сложившиеся в новый Генеральный план.

На обочине объездной дороги много смятых банок, пустых пакетов, упаковок из-под продуктов, чьих-то перьев, костей и черепов домашнего скота, следов мужских и женских, старой одежды и обуви, спичек с обгоревшей головой. А внутри кривенькой чашки — океан. Балансируя, заблудшие души здесь гуляют весной-летом-осенью, от снега до снега, убивая ненужное время, подбирая сорные мысли. Над обочиной объездной дороги звезды. Только подпрыгни. Но кому это нужно?

Ветер густо накрасили свинцом и сурьмой. Тяжелые черные початки рогоза распались на легкие белые перья. Некто поднял с обочины спящую спичку, той снилось как весело было гореть. Засмеялся под ботинками огненный уроборос. И пусть зубы сомкнулись, где дамба и воды Ишима, где словно в тягучей смоле замедляют движенье машины, где страж одинокий плюет через край прямо в вечность — уже ни хера не потушишь.

Осталось две новости: хорошая и плохая. Осталось две новости: плохая и хорошая. От цирка лишь пепел. Представление продолжается.

Направление 2. Сквозь сон

Дача

Кто же заставил его забиться в темный угол, чьи же тяжелые шаги подгоняли его в ночи, кому же принадлежал рокочущий глас? Ответ был очевиден — по пятам шла алгебраичка. Та, что в девятом классе до последнего приберегала тройку, вытягивала радость жизни. Осознание накрыло беглеца. Звонкая напоминалочка, что школа осталась позади, что всё прошло и сгинуло. Так почему же мучительница идет и идет за ним, сурово требуя расплаты? Кончились спасительные коридоры и комнаты, пустые помещения и фантастические ландшафты, воцарилась полутьма подкроватья. И теперь он трясся от ужаса, видя в нескольких метрах от себя толстые щиколотки, растущие из угольно-черных туфель. Взгляд опустился и оказалось, что пол очень и очень знаком. Здесь он впервые понял, что А — это а, что Н — это эн. Именно здесь жизнь огорошила новостью, что он — АНДРЕЙ. И Андрей проснулся…

Дурной сон бросил тень на такое свежее и чистое утро понедельника. Пение птиц за окном звучало фальшиво, от прохладного сквозняка несло чем-то замогильным. Андрей встал и оделся, памятуя о главном утреннем правиле — делать, делать, делать. Не важно, что и в какой последовательности. Любые настоящие, привычные поступки укрепляли порядок дня, отгоняли ночной морок. Юноша подумал, что очень несправедливо устроены сны — хорошие забываются, кошмары остаются надолго.