Симпатика (СИ)

После синтезирования Чонин перестал бегать в неизменном военном комбинезоне и вспомнил, что у него есть и другая одежда. Ещё он стал больше танцевать, уже не таясь от других. Его молчаливость и застенчивость по-прежнему остались с ним. Менялся он только в компании тех, кто был к нему близок. Становился более открытым. Хотя он так ни разу не сказал Ханю ничего по поводу нарушенного обещания. Просто воспринял присутствие Ханя рядом как нечто естественное. Ханю и этого пока хватало: его не прогоняли, и с Чонином всё было в порядке, не считая возможных проблем во сне. Из-за этих проблем Хань и не смог уйти сам, хотя собирался. Собирался оставить Чонина в покое, потому что смог вернуть, лишь нарушив данное им слово. Это мучило его до сих пор, несмотря на отношение к нему Чонина. Мучило вдвойне сильнее, потому что он оставался рядом, чтобы охранять, и изо дня в день ждал, что Чонин изгонит его из своей жизни — поделом. Но тогда охранять Ханю будет сложнее.

В течение трёх часов Хань пару раз проваливался в лёгкую полудрёму, но почти сразу вскидывался и впивался ногтями в собственные ладони, чтобы прогнать сонливость.

Обошлось. Чонин спал нормально и проснулся тоже нормально, хотя за окном ещё царила ночь.

— Есть хочешь?

— Не-а, — потягиваясь, отозвался Чонин и сел, откинувшись на подушку спиной.

— Ладно, как захочешь, буди… — Хань зевнул и свалился на Чонина, чтобы мгновенно уснуть уже со спокойной душой. Уронил голову Чонину на колени, кое-как натянул одеяло на плечи и отрубился, как выключили.

И едва заметно улыбался сквозь сон, пока Чонин гладил его по голове. Но он уже не видел, как Чонин медленно снял датчик с груди и положил на край столика у кровати, чтобы через минуту закутать Ханя в одеяло получше, притянуть к себе, прижаться подбородком к светловолосой макушке и снова закрыть глаза.

И Хань не слышал, как после вдоха томительно шли сначала секунды, а потом — минуты. Выдох Чонин сделал только спустя семь с половиной минут после вдоха и открыл глаза. Тронул губами светлые пряди на макушке Ханя, чтобы после разжать руки и с сожалением выбраться из кровати. Знал, что может не проснуться, если уснёт вместе с Ханем. Пока что. Или всё ещё.

Чонин осторожно стянул с Ханя одежду, подсунул под голову подушку и бережно завернул в одеяло. Долго разглядывал бледное и осунувшееся за последние месяцы лицо, тронул пальцами седую прядь надо лбом, затем погладил Ханя по запавшей щеке. Из-под ресниц блеснуло, а через миг по светлой коже скатилась слеза. Чонин стёр её пальцем, вздохнул и отступил от кровати.

На рассвете он сидел в кресле на террасе и смотрел на тёмное небо. Светлело тут непривычно резко, как и темнело. Совсем не так, как было дома, в Корее. Чонин прикрыл глаза, различив тихие шаги за спиной, а потом рядом остановился сонный и закутанный в одеяло Хань. Чонин отметил поджатые от прохлады пальцы на босых ступнях, но Хань продолжал топтаться рядом и не уходил.

— Я всё жду, что ты скажешь мне… скажешь, что я солгал.

Уклоняться от этого разговора вечно не вышло бы, и они оба это понимали.

— Ты сам это знаешь, — помедлив, отозвался Чонин. Говорить об этом ему точно не хотелось.

— Но не знаю, злишься ты на меня или нет. Я ведь обещал, что не стану тебя возвращать, но…

— Зачем? — Чонин задумчиво разглядывал лицо Ханя в предрассветном полумраке и гадал, многие ли могут похвастать тем, что у них есть личный ангел-хранитель во плоти, способный вернуть с того света, точнее, не позволить туда попасть.

— Потому что я хочу, чтобы ты любил меня, — едва слышно прошептал Хань и уткнулся носом в одеяло. — Это ответ на тот вопрос… Ну… Я помню, как видишь. Это то, что хотел услышать ты. Но я сказал бы всё иначе.

Чонин слабо улыбнулся, вытянул руку, ухватился за край одеяла и дёрнул. Хань свалился к нему на колени, окончательно запутавшись в одеяле, потом вскинул голову, уставившись на него с недоверчивым ошеломлением.

— Я знаю. Не бери на себя слишком много, хорошо? Это отличалось. То, что ты сделал в этот раз. В этот раз это было похоже на сон. Спокойный сон. И я слышал тебя. И тебя, и Солли, и других. Поэтому…

Хань помотал головой.