Симптомы Бессмертия

– Майк, давайте говорить начистоту. Данной идее столько же лет, сколько человеческой цивилизации. Во все века, во всех странах, при любых формах правления – везде в том или ином виде существовала смертная казнь. Каким бы развитым не было общество, в нем изредка находятся различные… мрази. Убийцы, маньяки, насильники. Такова природа человека. Какова их судьба? Петля? Электрический стул? Отсечение головы? Не логично ли использовать их никчемные жизни более рационально?

– Например, для донорства?

– Именно! Отбросы общества продлевают жизнь лучших представителей вида. Мы очищаем цивилизацию от мерзости и, одновременно, помогаем достойным жить долго и счастливо! Вдохновляющая мысль, не находите?

– Возможно, – покладисто поддакнул я, – Однако, остается вопрос: кто определяет «достойность» человека? Или же его «отбросность»?

– «А судьи кто?» – слегка возвышенно продекламировал Бейкер, – Знаете, мистер Подольский, а ведь и на этот вопрос человечество давным-давно дало вполне однозначных ответ. Подумайте. У успеха есть вполне объективные показатели.

– Деньги? Власть? Влияние?

– Все это, в той или иной степени. Вы не согласны? То же самое верно и в обратную сторону. Думаю, вам, по роду деятельности, не раз доводилось сталкиваться с людьми, находящимися на дне социальной лестницы. Я сейчас говорю не о тех бедолагах, что едва сводят концы с концами, они-то как раз заслуживают поощрения. Речь об откровенных отбросах. Живущих только за счет общества, без своего угла, без профессии, без работы, да и без желания работать. Прозябающих. Промышляющих попрошайничеством и мелким хулиганством. Никогда не задумывались: изменился бы мир, если бы мы избавились от этих ошметков – разом, быстро, навсегда? Станет ли страна чище? Безопаснее? Светлее? Будет ли это добрым поступком или же злодеянием?

Посмотрев на Бейкера, я пытался понять: неужели он говорит всерьез? Он и правда рассматривает такую «чистку» как вполне вероятный сценарий развития общества? Думает, что это пойдет на благо? А, впрочем, что это я… Возможно чистки уже проводятся? Только менее масштабно и под другими предлогами. В конце концов, начинать можно с малого. Подвести идеологию, заткнуть этику, вывернуть наизнанку мораль. А уж потом можно и соответствующие законы оформить.

– Я, пожалуй, воздержусь от ответа, – промямлил, понимая, что министр ждет какой-то реакции.

– Понимаю, – Бейкер, кажется, ничуть не расстроился, – Дело в том, мистер Подольский, что у вас выработано эмоциональное пристрастие к самой идее. Его корни, полагаю, уходят глубоко в детство. Возможно, дело в какой-то травме, оставившей на вас неизгладимый отпечаток. Так просто, за один разговор подобный комплекс не исправить. Умом вы, вполне вероятно, понимаете свои ошибки, однако эмоции не позволяют их избежать. Задумайтесь на минуту – и поймете, что с рациональной точки зрения я прав, и вы, как человек мыслящий, должны эту правоту признать.

Удивительно, какая сила оказалась сосредоточена в этом неказистом человеке. Сила, убежденность, напор. Он буквально продавливал своей фанатичной верой, не позволял усомниться даже в отдельном слове. Противостоять Бейкеру казалось невозможным. Талант, присущий многим чиновникам, особенно на высоких должностях. Да еще помноженный на невероятно долгую жизнь.

– Допустим, вы правы, – решился на уступку, чтобы хоть что-то сказать, – Ходят слухи, что у долгоживущих тоже не все гладко. Человечество избавляется от одних проблем, но приобретает другие.

– Да что вы? – за напускной иронией Бейкера внезапно промелькнула холодная злоба, – Интересно узнать: какие же?

О, он казался мудрым, взвешенным, интеллектуальным собеседником. И все же нечто в облике выдавало потаенную озлобленность, привычку повелевать и неприятие непослушания. Яростные огоньки в глазах, старательно скрываемые за легкомысленной усмешкой, не позволяли усомниться в истинном характере их обладателя.

– Эмоциональное выгорание, – невольно заговорил терминами, услышанными от старика Брунеля, – Говорят, многие не выдерживают испытания временем. Становится слишком скучно жить долгие столетия.

Сказать честно, я ожидал небольшой бури. Гневной отповеди, резких упреков. Железобетонных аргументов, наконец. Вместо этого министр рассмеялся. Вполне живо и искренне.

– Ну, Майк, это какой-то детский лепет на лужайке, а не довод, – проговорил он сквозь хихиканье, – Вы, мол, живете долго, а потому вам это должно быть скучно. Бред! Кажется, придумал кто-то, не сумевший отыскать смысл собственному существованию. А потому и распространяющий свои комплексы на остальных. Но право, если кому-то одному не интересно жить, почему это должно волновать остальных?

Бейкер пару раз фыркнул, но потом все же вернулся к серьезной мине. Протер ладонями глаза, сбрасывая прочь остатки веселости.