Симптомы счастья (сборник)

Падение началось весной. Точнее, по версии бабушки, все началось еще раньше со знакомства с этой Женей-Жанной. Жуткая девица! Придет и сидит в коридоре, шмыгает носом. «Ты посмотри, какое лицо у нее неприятное! Глаза косят, прыщи какие-то жуткие, не умывается, что ли? И как ее зовут все-таки? Таня говорит, что Евгения, а она представилась Жанной…» Одевалась она удивительно – белые сапоги до бедра (а ноги-то, ноги-то, господи, кривые), над ними что-то типа юбчонки, сиреневая куртка из кожзама и предел мечтаний – норковая шляпа, жесткая, как ведро, и такой же формы. Даже Таню удивляла способность подруги одеваться во все самое странное и страшное, причем в ее внешнем облике не было ни грамма экстравагантности или какого-никакого стиля. Те вещи, которые в магазине обычно вызывают удивление – кто же это купит – в скором времени оказывались на Жене.

Таня эту Женю убогонькую конечно же нежно полюбила. Села как всегда на своего любимого конька – девчонка из бедной семьи, глуповатая, страшненькая, остро нуждающаяся в Таниной любви. «Ну, ба! У них там в деревне семеро по лавкам, денег нет, Жанка тут учится, старается, бьется как рыба об лед!» На этом привычном выражении про рыбу бабушка успокаивалась, все-таки Таня своя, домашняя, никуда не делась. Жанну кормили, пускали помыться, Шура потом подтирала и думала, что действительно, девочка выросла с туалетом во дворе, что с нее взять.

Ну вот, так они ходили, ходили, вроде без заворотов, потом как-то стали больше бывать в общежитии. «Жанка сейчас одна живет, нам никто заниматься не мешает». Иногда возвращалась поздно, в десять, в одиннадцать. Шура с бабушкой выходили заранее на посты по пути Таниного следования от автобуса до квартиры. Бабушка у своего подъезда, там и остановку видно, а Шура на своей лавочке. Сидела часами, бессильно опустив руку на спинку устроившейся рядышком Фроси, и ждала, когда, наконец, в прогале между соседним домом и качелями появится торопливая фигурка.

От Тани пахло кислым общажным духом, дешевым чаем, помадой и табаком, но запахи эти были не внутри нее, а вне. Они не липли, а только сопровождали, оставаясь за порогом квартиры. «Ой, мам, компашка набежала, я ушла сразу», – и сидела еще долго на кухне, пила чай, что-то рассказывала. Шуру сразу отпускало, в груди переставало трепетать и ухать. Таня дома, вот она сидит, как обычно, на скрученной коленке, грызет конфету. Живая. Здоровая. Веселая. Звонила бабушка и долго молчала в трубку, что ей это не нравится.

Весной Таня сшила новую юбку и покрасила в парикмахерской ресницы. Юбка была светлая, с расплывчатыми цветами, как будто они просвечивают через стекло. И Таня стала чем-то просвечивать незнакомым, стояла у окна подолгу и смотрела куда-то внутрь, наверное, на причину своего свечения. «Она взрослеет, мечтает, сейчас весна». Бабушка, как всегда, была категорична, ее любимый аргумент – я знаю, я дольше живу. «Вот у Гали (Маши, Оли, Кати) тоже так дочка смотрела, смотрела, а потом родила без мужа». – «Мама, тише, тише, она просто задумалась!»

А потом Таня стала оставаться у Жени ночевать. То они празднуют окончание экзаменов и поздно идти, то просто ехать лень. «Ты бабушке не говори, она волноваться будет». Это у них такая была волшебная фраза, на самом деле совсем не для бабушки. Она означала, что все в порядке, Шуре именно не надо волноваться, но она как бы тоже подружка и заговорщица. «Ну а что там, Танечка, за народ у вас?» – «Ой, мам, да разные! Девочки все наши, двое мальчишек из политеха, один есть такой забавный, такие песни сочиняет! Сам на гитаре играет и поет, вот подожди, я тебе сейчас слова вспомню!»

Шура чувствовала, что забавный с гитарой это не тот, который Танин, но спрашивать боялась. А Таня сама по своей жизни ходила на цыпочках, чтобы не расплескать. Ночью ей не спалось, она приходила к Шуре под бок, обнимала тонкими руками: «Я тут погреюсь у тебя?» Потом засыпала быстро, как маленькая, и Шура лежала, не дыша и не шевелясь. Таня не сделает ничего плохого, она же Таня. Но кого-то она уже обнимала сегодня вот этими самыми руками, прежде чем материализоваться между домом и качелями?

Шура забрала бабушку и уехала в сад, у Тани была практика, она приезжала на выходные отъедаться. Худющая! «Что ты там ешь?» Пихали с собой обратно огурцы, картошку раннюю, кабачок. Таня все покорно забирала, но дома ничего не готовила. Вся она была такая тоненькая, прозрачная и невесомая, как бабочка-капустница. Как будто все время подсвеченная солнцем. Ходила легким танцующим шагом, курточка трепетала за плечами, как крылышки. Шла утром на автобус, нагруженная кошелками с овощами, но несла их, как будто пустые. Оборачивалась, махала рукой. Шура, бабушка и Фрося смотрели ей вслед с крыльца. Один раз она, войдя на пригорок, раскинула руки навстречу выходящему из-за кромки горизонта солнцу, встала на цыпочки… Сейчас оттолкнется тапками и полетит… «Она от нас уходит».