Симптомы счастья (сборник)

Страшно подумать, какой у Нины с ее оранжевой «бяшей» на голове мог быть мастер, ну а что делать? Нинка замуж выходила с весом сорок восемь кило и в приданое имела двое трусов из сатина и перелицованное пальто, но ее энергии человек на пять бы хватило. Володик за ней, при их переезжей нищей жизни, всегда был как за каменной стеной. Теперь же у нее живого веса больше в два раза, соответственно и напора, против нее как против лома. Что с тех времен осталось? Голос пронзительный да глаза козьи зеленые, с вертикальным зрачком. В них вся Нина, шальная, громкая.

Шура согласилась, пусть будет платье, пусть будет стрижка, пусть краска. Одно только пожелание, чтоб не в рыжий. Получилось в коричневый, цвет назывался «интенсивный каштан». Шура вошла на пьедестал в дамском зале, как на эшафот, плюхнулась в кресло. Нина о чем-то пошепталась с парикмахершей, и обе заржали как кони. Шуре стало все равно, она закрыла глаза. Когда-то Алексей Петрович раздобыл ключ от чужой дачи, и она поехала с ним, неизвестно зачем. Вошла так же, как на эшафот, на пахнущие затхлостью половицы и опустилась на диван, закрыв обреченно глаза… И так же суетились у горла руки, расстегивая пуговицы, как теперь – закалывая накидку из черной болоньи. Чужие руки.

Всю жизнь Шура ходила с одной стрижкой: коротко, на косой пробор. В школе, конечно, были какие-то косицы, волосы были тогда густые, ровные, совсем не вились. Она остриглась на первом курсе и сразу похорошела, сама удивилась, как изменилось у нее лицо. Это удивление зафиксировал фотограф: полосатая блузка, руки сложены на книге, поднятые брови. А сейчас? Сказать, что Шура удивилась превращению в «каштанку», было нельзя, она в общем-то ожидала нечто подобное. Готовилась к худшему. Взбитое коричневое гнездо на макушке, подбритый затылок и локоны на лбу, трудно было придумать что-то более ей неподходящее. Нина была в восторге: «Ну, смотри! Другое дело. Сразу видно – молодая ухоженная женщина, а не швабра, которая на себя давно плюнула. Да? Ну скажи, а?» Парикмахерша скромно улыбалась, Шуре казалось, что она на свое творение старается не смотреть. Теперь оставалось только вытерпеть примерку в ателье, и Нинка должна была отстать. «Да-да, Нина, конечно, так лучше. Такая торжественная, праздничная…»

Бабушка Вера дома сказала: «О господи! Ты что, с ума сошла?» Таня вернулась позже, и Шура ее уже через дверь пыталась предупредить, открывая на звонок: «Таня, Таня, я постриглась! И покрасилась!» Таня остолбенела, но сдержалась. Сказала, что надо привыкнуть. Они боялись друг друга обидеть, каждая не хотела первой предложить Шурину голову засунуть под кран. Ну пусть уж будут кудри, хоть раз в жизни! К ним как раз в день самой свадьбы будет готово платье из бархата, как сказала Нинка, цвета «тирракота». Она, эта «тирракота», хотя бы идет к «интенсивному каштану».

Шура утром на регистрацию не поехала, ей поручили забрать по адресу какие-то рушники и солонку для встречи молодых в ресторане. Она очень волновалась, что потеряет бумажку с этим адресом, да еще Таню одевали, с ног сбились. Надо было все делать как положено, а фаты не оказалось. Вызвали Юру, он, бедный, ездил за фатой на другой конец города, потому что рядом была только до пят и дорогая. Зато платье было настоящее, сногсшибательное, такое, которое бывает раз в жизни. Таня о таком мечтала, еще когда в детстве рисовала принцесс. Один раз даже почти осуществила свою мечту: репетировала танец снежинок на новогодний утренник. Девочкам заказали платья в театральном ателье. Такие лифчики на бретельках, а к ним – белые пачки, как в балете. Только Таня так и не станцевала, заболела ангиной и две недели подготовки провела дома. Потом ей роль уже не дали. На фотографии она сидит, отвернувшись к стене, в шерстяном синем платье и толстых колготках, а остальные девочки стоят в этих волшебных белых пачках и склеенных из мишуры коронах. Вот теперь-то наконец у Тани была точно такая же пачка. Атласный верх, прозрачные рукава-крылья и многослойная легкая пена на капроновом чехле. Юбка была удачная – широкая, из-под груди, как на первом балу Наташи Ростовой. Под ней весь вечер возился маленький, и приходилось живот втягивать, чтобы сильно не торчал.

А бал был настоящий. Приехали кареты-лимузины, Таня побежала без пальто, споткнулась об кошку, засмеялась. А бабушка Вера принципиально не снимала бигуди, так и смотрела из окна, хорошо, не плюнула. Шура с Ниной срочно отправились за платьем. Тут никаких сюрпризов, слава богу, не было. Бархатный мешок с поясом, на шее пуговка. Шура переодевалась прямо в примерочной кабинке, стараясь в зеркало не смотреть. Нинка сунула за занавеску колготки: «Дарю. С блеском, это сейчас последний писк, у меня, видала, тоже такие! Ну согласись, ты бы сама не догадалась?» Одно было хорошо: туфли свои, добротные, с удобной колодкой.