Симранский Цикл Лина Картера

Он повернулся, возвратив Саркозан и убрав его в ножны. Он задумался, что же делать с телами, которые теперь устилали пол тронного зала. Но тут же его потряс знакомый, хоть и немыслимый, голос. Тонгор огляделся и увидел то, что и ожидал увидеть: циклопическое обличье вооружённого секирой Шадразура. Громовой раскат, испущенный энергетическим разрядом оружия, так смешался с его словами, что потребовалось прислушаться, чтобы их различить.

— Хорошо сработано, мой слуга! Алчные щупальца Мордракса навсегда скрутились и иссохли! Поистине, ты мог бы стать лучшим Богом Войны, чем я! И ты, человек, снискал вечную благодарность бессмертного Бога. Теперь же пришло время тебе отправляться домой.

Тонгор сдержанно кивнул — а затем почувствовал, что погружается в бесконечное падение. Сознание ускользнуло.

VI. Возвращение и реликвия

Тонгор пошевелился и попытался высвободить голову. Он покоился на ложе, его возлюбленная подле него, радуясь его возвращению к бодрствующей жизни. Они раскрыли друг другу объятия и Саркайя Соомия поспешила в его могучие руки. Сладкий аромат её благовоний помог ему поскорее обрести присутствие духа. Её супруг полупривстал и опёрся на локоть.

— Что случилось? Как я сюда добрался? Я имею в виду, обратно в Патангу?

Кузен Соомии, усатый Дру, ответил, как смог, не вполне поняв вопроса.

— Ты отправился спать прошлым вечером, после заседания нашего совета. Королева обнаружила, что тебя бьёт и трясёт. Потом ты впал в беспамятство и беспробудно проспал много часов.

Взгляд Тонгора покинул лицо друга и уставился мимо толпы его спутников. Он пробормотал, сам себе: — Он сказал, что это была страна грёз… Но это выглядело таким настоящим… — Вслед за этим его золотой взор переместился на Саркозан в его привычных ножнах, висящий на своём обычном месте и доспехи, висящие на стойках балдахина.

Остальные внимательно наблюдали за ним, пока тех, кто был ближе всего к изголовью, не встревожила внезапная пульсация света, видимая сквозь шёлковые простыни. Тонгор тоже увидел её и отбросил простыню в сторону.

Он увидел ослепительное сверкание рун по всей протяжённости меча, который лежал рядом с ним. Он воздел его вверх, на всеобщее обозрение. Когда они в страхе уставились на него, Тонгор произнёс единственное Слово.

“Зингазар!”

Лорд Дансени

Река

В Пегане берёт начало река, но не река воды и даже не река огня: по небесам и Мирам струится к Пределу Миров Река Безмолвия. Миры полны звуками и шумами, полны эхом голосов и песен, только на Реке царит молчание, ибо там все звуки умирают.

Река рождается из барабанной дроби Скарла, течёт меж берегов из грома, а за Мирами, за самой далёкой звездой, впадает в Океан Безмолвия.

Я лежал в пустыне, вдали от городов и звуков, и надо мной по небу текла Река Безмолвия, а на краю пустыни ночь сражалась с Солнцем.

Когда же ночь одержала победу, на Реке показался корабль Йохарнет-Лехея, корабль Сновидений, плывущий в сумерках.

Шпангоуты корабля сделаны из старых снов, высокие прямые мачты — из фантазий поэтов, а снасти — из людских надежд.

Гребцы на палубе — те, что умерли, и те, что ещё не родились, принцы из забытых сказок и существа, рождённые фантазией — беззвучно поднимали и опускали вёсла.

Ветры приносят в Пегану людские надежды и мечты, которым не нашлось места в Мирах, а бог Йохарнет-Лехей вплетает их в сны и вновь отсылает на Землю.

Каждую ночь Йохарнет-Лехей садится на корабль Сновидений, чтобы вернуть людям былые надежды и забытые мечты.

Прежде чем новый день вступит в свои права и легионы зари примутся метать в лицо ночи огненные копья, Йохарнет-Лехей покидает спящие Миры и уплывает по Реке Безмолвия в Пегану и дальше, в Океан Безмолвия, лежащий за Мирами.

И зовется та Река Имраной — Рекой Безмолвия. Те, кто устал от шума городов, пробираются ночью на корабль Йохарнет-Лехея, ложатся на палубу и плывут по Реке, окружённые былыми снами и мечтаниями, пока Мунг не явит им своё знамение, ибо такова их судьба. И, лёжа на палубе среди незабытых фантазий и неспетых песен, они перед рассветом достигают Имраны, где не слышно ни шума городов, ни раскатов грома, ни полуночного воя Боли, терзающей людские тела, где никому нет дела до печалей Мира.

У врат Пеганы, там, где Река струится меж двумя созвездиями-близнецами Йумом и Готумом — Йум стоит на страже справа, а Готум слева, — сидит Сирами, властелин Забвения. Когда корабль проплывает мимо, Сирами глядит сапфировыми глазами на лица я мимо лиц тех, кто устал от городов, глядит, как глядят перед собою те, кто ничего не помнит, и плавно взмахивает руками, и люди на палубе забывают всё — кроме того, что забыть невозможно, даже за Пределом Миров.