Симулякры

– Ты никто без своего прошлого, поэтому стал таким бездушным… примерным специалистом…

– И у меня есть более важные проблемы, в конце концов, я занят государственными делами, мне надо успеть, у меня плотный график.

Я постучал кулаком по стене.

– Ладно, как хочешь, тебе виднее, – промолвила она разочарованно и повернулась лицом к стене, подоткнула под себя одеяло и глубоко вздохнула. В этой ее позе таилась угрожающая неопределенность. А я сидел рядом и думал, надо ли мне уйти или встряхнуть ее, повернуть к себе лицом, отругать или попробовать снова поговорить, потребовать объяснений, что с нами и в частности со мной происходит? Но я не хотел унижаться перед женщиной, которая меня демонстративно игнорировала.

Я хотел рассказать Майе, что случилось со мной вчера вечером в метро, но контакт был потерян и желание пропало, тем более что мой рассказ произвел бы на нее удручающее впечатление. Попросту говоря, я обиделся и замолчал, она ответила таким же тягостным молчанием продолжительностью в двенадцать праздничных майских дней.

1-11 мая – Полоса отчуждения

Проснувшись от шума в коридоре, увидел в боковине трюмо Майю. Хотел придумать, что бы такое сказать, чтобы привлечь к себе внимание, но все казалось вымученным. Она появилась в моей комнате, остановилась перед трюмо и стала, как обычно по утрам, прихорашиваться.

– Нельзя ли потише ходить и не хлопать дверями, – вымолвил я, стараясь придать своему голосу некоторую мягкость.

Она замирает перед зеркалом с расческой в руке, раздумывая, как отреагировать на замечание, и, не приняв никакого решения, продолжает расчесывать волосы, наклонив слегка голову набок. Мне неприятно, что она одновременно и раздражает, и притягивает меня.

– И что, так и будем молчать? – спрашиваю, преодолевая свою гордыню. – Если считаешь себя чужой, то и веди себя как с чужим, стучись, прежде чем войти к чужому.

Шмыгнув носом и не говоря ни слова, она покидает комнату, тихо прикрывает за собой дверь, но через минуту снова возникает в проеме двери и выпаливает скороговоркой:

– Я давно для тебя чужая, уже несколько лет… Ты не видишь и не слышишь меня.

С этими словами она уходит на работу.

Похоже на то, что Майя объявила мне войну, и я принял этот дерзкий вызов. Два последующих дня мы стойко молчали, старательно избегая встречи лицом к лицу где-нибудь в коридоре или на кухне. Теперь кабинет стал и местом моего ночлега, а она заняла две другие комнаты: большую и смежную с ней нашу спальню. Между тем наступило третье утро нашей необъявленной вражды. В боковом зеркале трюмо заметил, как Майя вышла из ванной, потом прошла на кухню и там затихла, вероятно, села завтракать.

«Ты ждешь продолжения трагического спектакля, в котором тебе была бы отведена главная роль, но пока все слишком похоже на комедию или фарс», – услышал я голос, которому не придал особого значения. Но через минуту спросил его:

«А ты здесь кто?»

«Я Блинк, – ответил голос. – И мы с тобой уже знакомы, Герман».

«А, Блинк! – я не удивился, что разговариваю с ним. – Вот что, Блинк, ты, скорее всего, мое подсознание. Я же не сумасшедший. Хотя почему бы и нет? Осознать свое сумасшествие, будучи таковым на самом деле – это апофеоз сумасшествия!»

«Приятная женщина твоя жена, – изрек хладнокровно Блинк, беспардонно разглядывая обтянутые джинсами ягодицы Майи, когда она возникла в узком коридоре, – надо уступить ей, пусть думает, будто она права, тебе-то что? Давно мы ее не трогали…» Странно, мне показалось, что я приревновал себя к ней.

Майя вдруг быстро подошла к открытой двери, замерла на мгновение и позвала меня тихим голосом:

– Герман…

Я закрыл тотчас глаза, насторожился и не ответил.

– Герман, ты спишь? – спросила бархатным голосом.

Не дождавшись ответа, отошла от двери, выключила свет и покинула квартиру.

«Ты же теряешь ее и можешь об этом сильно пожалеть, готов ли ты идти до конца?»

«Ты заботишься обо мне, Блинк? Или просто провоцируешь?»

Собственно, Блинком я называю голос, который спорит со мной. Мне иногда представляется, что я бываю совершенно не похожим на себя, и этот Другой возникает как голос так же внезапно, как и исчезает, поэтому я и назвал его Блинком, что значит мерцающий. Он-то и повадился комментировать мои чувства и мысли, связанные с нашими ношениями с Майей.