Симулятор совести

Все вдруг замолчали и наконец-то обратили внимание на «мумифицированного» модельера. Тем времен к нам присоединились двое молодых людей, высоких, широкоплечих, с электрошокерами в виде небольших дубинок на поясах. Как позже пояснил Павлов, это были санитары, вызванные им для обеспечения нашей безопасности, на непредвиденный, так сказать случай, который, впрочем, и не заставил себя ждать.

– Транс, – сказал Павлов, – небольшой кататонический ступор. Мы вчера немного перестарались, вторая порция иллюзий была лишней. Но не беспокойтесь, состояние это к вечеру пройдет. Не стоит переживать за его душевный настрой, ему в данный момент более чем хорошо; хоть он и ушел в себя, но переживает эффект, пограничный состоянию нирванны. Можно даже позавидовать ему.

– «Высшее блаженство», – подумал я вслух.

– Вот именно, – согласился Павлов.

– Как-то он не выглядит счастливым, скорее наоборот, – произнес отец Иона.

– А вы предпочитаете видеть преступника счастливым? – сострил Павлов.

– Все мы – дети Божии, – философски изрёк отец Иона, – праведные и заблудшие. Каждый из нас заслуживает большего, заслуживает любви Господа, но не каждый знает, что он этого заслуживает, и поэтому спешит творить зло, точно обиженное, отверженное дитя.

– Но не будем останавливаться у этой камере надолго, – сказал Павлов. – Давайте познакомимся с остальными.

Вся делегация прошла ко второй камере, в точности повторяющей первую, где нас ждало странное зрелище. Высокий, совершенно голый мужчина, гордо подняв свою лысую голову, маршировал по камере, и делал это как кремлёвские солдаты, с той же выправкой и такой же филигранной техникой. Остановившись возле стены или входа, он имитировал салюционый залп, причем исполнял его весьма своеобразно. Отдавал честь, то есть «брал» под воображаемый козырек, вскидывал воображаемую винтовку и говорил «бах». Потом, выпрямившись, кричал «перезаряжай» и сам себе же отвечал «есть, товарищ командир». Затем сцена повторялась. От такой картины, столь разительно отличной от того, что происходило в предыдущей камере, впору самому впадать в ступор, подумалось мне. И вообще, эта экскурсия так походила на прогулки по кунсткамере; смотреть на метаморфозы оживших уродцев, где каждый своеобразен и необычен, и по-своему отвратителен, сначала было забавно, хотя, конечно, всё это – шокировало. Но в итоге ко всему привыкаешь и начинаешь относиться как к издержкам рабочего процесса. Над группой нависла напряженная тишина: мы все внимательно следили за происходящим. Неожиданность подействовала так, что каждый растерялся. Впрочем, я судил по себе. Павлов же и его коллеги (я оторвал взгляд от подопытного и посмотрел на «врачей») ехидно ухмылялись и делали вид, что представление их нисколько не удивляет. Они шёпотом обменивались какими-то замечаниями, я не мог расслышать, о чем говорят, до меня долетали только отдельные научные термины, смысл которых был неизвестен.

– Что с ним? – спросил я. – Что вы с ним сделали?

Павлов пожал плечами:

– Абсолютно ничего. Этот экземпляр только что прибыл к нам, два дня назад.

– Значит, этот человек не в себе? – подойдя ближе к камере, чтобы пристальнее разглядеть лицо заключенного, сказал отец Иона. – Что он делает?

– Попытка симулировать шизофрению. Судебно-психиатрическая экспертиза установила, что он полностью вменяем. И мы перехватили его уже на этапе. Вот и здесь он пытается разыгрывать спектакль. Прескверный, надо сказать, актёр. Не только Станиславский произнес бы свою сакраментальную фразу «Не верю!», но и любой обыватель, далёкий от театра ему бы не поверил.

– А мне все показалось убедительным, – не согласился я. Экземпляр, как назвал его Павлов, всё ещё мерил камеру, высоко подымая колени и печатая голыми пятками выверенный шаг.

– Вы находите? Впрочем, на вас подействовал эффект неожиданности. Ну-ка, – обратился он к санитарам, – утихомирьте его, чтобы не смущал наших женщин.

Санитары с шокерами наготове разблокировали дверь, введя электронный код, вошли и стали криками и ударами заставлять одеться. Слышался треск электрических разрядов. Подопечный извивался и от каждого разряда подпрыгивал или сгибался в причудливые позы. Всякий раз его отбрасывало, и он ударялся о стены, но опять кидал себя на санитаров и навязывал им борьбу.