Символ и ритуал

Во всем этом есть черты терантропических (зверочеловеческих. — Примеч. пер.) существ первобытного мифа, например мужчин и женщин — ягуаров из. «огненных» мифов племен с берегов Амазонки, говорящих на языке ге, которые описаны Леви-Строссом в «Сыром и вареном» [37]. Теренс Тэрнер из Чикагского университета недавно снова проанализировал мифы ге. Из его точного и комплексного анализа мифов кайапо о происхождении домашнего огня вытекает, что облик ягуара — это вид маски, которая выявляет и одновременно скрывает процесс структурной перестройки. Этот процесс связан с переходом мальчика из нуклеарной семьи в мужской дом. Фигуры ягуаров представляют здесь не просто статусы отца и матери, но также и перемены в отношениях мальчика с каждым из его родителей, перемены, которые помимо прочего допускают возможность возникновения болезненного социального и психического конфликта. Так, мужчина-ягуар в мифе поначалу предстает воистину устрашающим, а в конце оказывается благожелательным, в то время как женщина-ягуар, всегда амбивалентная, в конце становится недоброжелательной и убивается мальчиком по совету мужчины-ягуара.

Каждый из ягуаров — многозначный символ: так, мужчина-ягуар, представляя одновременно горести и радости конкурентного отцовства, в то же время символизирует отцовство в общем виде. Среди кайапо существует ритуальная роль «заместителя отца», который переводит мальчика в возрасте семи лет из домашней сферы туда, где он духовно ассимилируется с большой мужской общиной. Символически это коррелирует со «смертью» или искоренением важного аспекта отношений матери с сыном, что соответствует мифическому рассказу о гибели женщины-ягуара от руки мальчика, чья воля к убийству укрепляется мужчиной-ягуаром. Ясно, что мифический рассказ связан не с конкретными людьми, а с социальными персонажами; однако структурные и исторические мотивы так тонко сплетены, что прямая репрезентация — в человеческой форме — матери и отца в мифе и ритуале ситуационно заблокирована могущественными аффектами, которые всегда возникают в момент решающих социальных переходов. Как у американцев в канун Дня всех святых и в мифах и ритуалах кайапо, так и во многих других-культурных явлениях может быть и еще один аспект функции масок. У Анны Фрейд есть много материалов, проливающих свет на частую игровую идентификацию детей со свирепыми животными и разными грозными чудовищами. Доводы г-жи Фрейд — черпающие силу, естественно, в теоретических положениях ее знаменитого отца, — сложны, но понятны. То, что в детской фантазии принимает вид животного, — это агрессивная и карающая власть родителей, прежде всего отца, в особенности если иметь в виду хорошо известную угрозу последнего о кастрации. Она прослеживает, как маленькие дети совершенно иррационально боятся животных — собак, лошадей и свиней, например; здесь нормальный страх, как она поясняет, предопределен бессознательным страхом перед угрожающим аспектом родителей. Далее она утверждает, что одним из наиболее эффективных защитных механизмов, используемых Ego против такого бессознательного страха, является самоотождествление с устрашающим объектом; Таким образом приходит ощущение, что у страшного существа похищена его сила; возможно даже, что эта сила вообще иссякла.

И для многих глубинных психологов идентификация означает также замещение. Отвлечь силу от сильного — значит ослабить его. Так, дети часто играют, будто они тигры, львы, пантеры, разбойники, индейцы, чудовища. По мнению Анны Фрейд, они таким образом бессознательно отождествляют себя с теми самыми силами, которых до глубины души боятся, и посредством приемов джиу-джитсу увеличивают свои силы той самой силой, что угрожает ослабить их. Во всем этом, безусловно, есть качество «как бы предательства» — бессознательно человек стремится «убить любимого», — и это именно то самое качество в поведении, которого родители вообще должны ожидать от детей вообще в канун Дня всех святых в Америке. Совершаются различные проделки, и повреждается имущество (или ему придается вид поврежденного). Точно так же отождествление с ягуаром в мифе может обозначать потенциальное отцовство инициируемого и, стало быть, его способность структурно заместить собственного отца.

Интересно, что эти отношения между терантропическими существами и масками, с одной стороны, и аспектами роли родителей — с другой, возникают как в ритуалах повышения статуса, так и в культурно отмеченных точках перемен в годовом цикле.