Тем не менее, занятно было бы рассмотреть возможности этого символического языка в использовании отношений более сложных, нежели родство, дружба или вражда. Петрарка передает иерархию понятий, рисуя вереницу побед: над торжествующей Любовью торжествуют, в свой черед, Целомудрие, Смерть, Слава, Время и Вечность. Рубенс напоминает нам, что драматическое действие в силах выразить еще более сложную мысль, когда, например, Венера пытается удержать Марса, чья поступь повергает Европу в слезы. Однако не следует забывать, что даже Рубенс не смог обойтись без другого инструмента символического искусства — эмблемы или атрибута. Свидетельство тому — развязанный пучок стрел, означающий утраченное согласие.
Атрибуты
Подобно другим характеристикам персонификаций, их «атрибуты» уходят корнями в мифологию. Юпитер держит молнию, Минерва — щит с головой Горгоны. Эти «опознавательные знаки» можно назвать реликтовой иллюстрацией. Зевс предстает в воображении мечущим громы, Афина — торжествующей над чудовищем. Похоже, что потребность осмыслить атрибуты пришла вместе с желанием рационализировать мифы. Как только в них увидели нравоучительные рассказы, иносказательно повествующие об устройстве природы, захотелось объяснить не только действия, но и облик богов. Может быть даже, эта потребность возникла раньше, когда смысл древних культовых изображений позабылся, а местным жрецам приходилось отвечать на вопросы пытливых странников. Так или иначе, но символическое истолкование божественных атрибутов составило целый поэтический жанр, чрезвычайно важный для нашего исследования. Рудольф Пфейфер[424]
по обрывкам папируса со стихотворением Каллимаха блестяще реконструировал один из архетипов этого жанра. Он доказал, что вопросы и ответы, из которых состоит стихотворение, относятся к статуе Аполлона с острова Делос. «Почто, о Цинтий, держишь ты левой рукою лук, правой же — милых Граций?» Согласно реконструкции Пфейфера, Аполлон отвечает, что лук держит — дабы карать за дерзость глупцов, «но к добрым людям я простираю десницу, полную милостей. Левой держу я лук, ибо неспешно караю смертных, Граций же в правой, ибо всегда готов одаривать их добром». Пфейфер показывает, как живуч оказался этот род толкований. Свифт в путешествии в Лилипутию описывает богиню справедливости, которая изображается в виде женщины — «в правой руке она держит открытый мешок золота, а в левой — меч в ножнах в знак того, что готова скорее награждать, чем наказывать». Однако даже важнее живучести этого конкретного образа — самый метод, которым объясняются атрибуты богов и персонификаций.Так Проперций в своей элегии, вызвавшей столько подражаний, передает сущность любви через описание Купидона, смешивая мифический образ с персонификаций чувства:
(Согласитесь, что у того, кем бы они ни был, кто первым изобразил Амура ребенком, была изумительная рука. Это он первый увидел, что жизнь влюбленных лишена смысла, и многое доброе пропадает из-за их мелких волнений. Он также не без причины дал Амуру крылья и изобразил его летающим вокруг человеческих сердец, ибо нас и впрямь носят волны, и ветер, нас направляющий, всегда переменчив. Поделом также в руку ему вложил он заостренные стрелы и кносский колчан свисает с его плеч. Ибо он разит издали, когда мы считаем себя в безопасности, и не для кого не проходят бесследно нанесенные им раны.)[425]