Символика Православного Храма

Отсюда с особой яркостью и отчетливостью видно, как Промысел Божий, таиноводство Святаго Духа, не нарушая свободы человеческой воли, не подавлял разума человеческого, направляют их, тем не менее, так, что церковные образы и символы, создаваемые людьми, приходят в точное соответствие, в подобие с небесными первообразами (архетипами). Мы не раз будем убеждаться в этом, в процессе более детального изучения храма, иконописи, Богослужебных сосудов и предметов, облачений духовенства.

Если вспомнить, что, по согласному мнению многих отцов, люди в Царстве Небесном будут созерцать не что иное, как бесконечно раскрывающуюся Божественную Литургию, Евхаристию, и соучаствовать в ней!), то Литургия, совершаемая ныне в условиях земного православного храма, есть образ этой вечной небесной Литургии, как это хорошо показано в "Мистагогии" Максима Исповедника. Об этом единстве небесного и земного в православном Богослужении вдохновенно говорит Иоанн Златоуст) "О дары Христовы! В вышних славословят воинства ангелов, здесь, в церквях, предстоящие люди подражают им..... Там Серафимы воспевают Трисвятую песнь, здесь множество людей возносят то же. Составляется общее небесных и земных торжество, одна Евхаристия, одно ликование и радостное предстояние. Ибо её (Евхаристию — о. Л.) составило неизреченное снисхождение, её составил Дух Святый, её гармония звуков была составлена Отеческим благоволением. Свыше она имеет стройность напевов..." (Григорий, иеромонах. Литургия Божественной Евхаристии. Б. Т. 1980, сб. 21, с. 145).

Всё это означает, что не только алтарь и его основные святыни, но и все вообще литургические образы и символы Православной Церкви, сознательно, или "случайно" введенные в обиход, но принятые соборным разумом Церкви, соответствуют определенным небесным первообразам, подобны им, обладают их энергиями, содержат в себе их присутствие. А это означает, в свою очередь, что каноны в области церковной символики в основе своей — не человеческое только изобретение; они — Боговдохновенны!

Это становится особенно очевидным, если мы вспомним, что образы Горнего мира, Иерусалима нового осуществляются в Православной литургике вместе с образами подземелья, пещеры, в условиях сих последних, а эти образы тоже в основе своей Боговдохновенны. Поэтому Боговдохновенным является и весь канон храмовой архитектуры в целом, то есть как сочетание в храмовом здании образа подземелья и образа Царства небесного. Этому хорошо соответствуют слова Симеона Солунского о престоле, что таковой есть "гроб Христов и — селение славы Его". С такой двойственностью, или антиномичностью церковной символики мы встретимся ещё не раз.

Теперь ясно, что исповедание основополагающего значения образа (символа), огражденного Боговдохновенными канонами, во всей церковной жизни есть общее верование неразделенной и неразделимой никогда (!) Церкви Христовой, а также есть единственно правильное (то есть право — славное) исповедание Иисуса Христа как Сына Божия, пришедшего во плоти. Ибо Церковь есть таинственная Плоть Христова со всеми вытекающими отсюда последствиями необходимости вещества (материи), формы, верных линий, законов жизнедеятельности, внешней структуры и т.п. в его бытии и обязательного соответствия (подобия!) всего этого небесным архетипам по внушениям Духа Святаго. Ибо, по Апостолу Павлу, во всем этом "телесном" и должна быть явлена "вся полнота Божества". Бог, не переставая быть в Себе Самом, чистейшим Духом, бесконечно отличным по природе от всего тварного, в Церкви не слитно, но и нераздельно соединяется со Своим творением, подобно (хотя и не тождественно!) тому, как в Личности Христа — Главы Своего мистического Тела — Церкви — неслитно и нераздельно соединились Божественная природа и природа человеческая.

Там, где нет совсем никакой образности и символики, или там, где символы (образы) произвольны, являются лишь плодом человеческой выдумки, то есть не имеют подобия небесному и Божественному, а значит, и не связаны с ним, там нет самого главного — радости пребывания Бога с людьми. Русские люди поняли и почувствовали это искони. Как сообщает нам "Повесть временных лет" под 987 годом, на великокняжеском совете решался важнейший вопрос веры для Русской земли. Слушали тех, кто в разных землях и народах наблюдал, у кого какая служба и "кто как служит Богу". Как "недобрый закон" было сразу определено мусульманское богослужение. Далее посланцы князя Владимира сказали: "И пришли мы к немцам, и видели в храмах их различную службу, но красоты не видели никакой. И пришли мы в Греческую землю и ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом, — знаем только, что пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах, не можем мы забыть красоты той..."