Символика Православного Храма

Загадка и курьёз Фаюмских портретов состоят в том, что они обнаружены в гробницах — склепах!... В головах покойника на стенке склепа техникой энкаустика делался портрет умершего и поныне поражающий своей реалистической выразительностью, совершенством живописи. Делался стало быть, так, чтобы ни влага, ни колебания температуры не могли его разрушить, -навечно. Для чего такая тщательность и прочность в могиле!), то-есть, где никто из живых никогда не должен увидеть этот портрет?! Ответ может быть только один: в образе, достаточно схожем, подобном первообразу, этот последний присутствует, живет. Следовательно, по мысли древних, доколе будет существовать портрет умершего, дотоле его душа будет в нём жить (а надо, чтобы она жила вечно!). Конечно, это курьёз, конечно, здесь большая доля наивности; но не только, здесь есть и мудрость, состоящая в знании о действительной, живой связи образа с первообразом! Поэтому создатели Фаюмских портретов никак не могли писать по собственному домыслу и вымыслу; они должны были знать умершего, или видеть его лицо, когда он умер, или руководствоваться подробными описаниями родных и близких покойного.

Точно так же и православный иконописец в изображении новой, обоженной твари и новей, Горней жизни не мог и не может руководиться своими домыслами и фантазиями. Он может передавать эту иную действительность или так, как Сам Господь Бог ему благоволил её показать, открыть, или как она была открыта Богом другим, до него жившим святым, и передана в их иконах. Иначе о нею, о этой иной реальностью не будет никакой живой связи, не будет её присутствия в образе, а, значит, её благодарные энергии никак не будут через образ источаться на людей, к этому образу притекающих. Рассмотрим с этой точки зрения то, что было создано Преп. Андреем Рублевым в его всемирно известной "Троице". В соответствии с законом о том, что в иконах не должны изображаться лица, никогда не являвшие себя в описуемом облике, православные иконописцы в древности никогда и не пытались изобразить Троичное Божество, "как Оно есть". Согласно общему верованию Церкви определенное знамение, образ Святой Троицы был дан в Ветхом Завете праведному Аврааму, когда у Мамврийского дуба ему явились три таинственных странника — ангела, в которых он духом узнал Господа (Быт. 18). Композиции явления Аврааму трех странников — ангелов были известны давно в греческой, болгарской иконописи, затем и в русской. Они изображали, как правило, трех ангелов за столом, Авраама, служащего им, Сарру у шатра, иногда сцены заколения тельца и т.д., то-есть следовали библейскому тексту. Но на иконе Рублева изображено совсем не это! Здесь представлен Предвечный совет Святой Троицы о сотворении мира и человека и о имеющем быть искуплении падшего человека Кровью Агнца, Который возьмет на Себя грехи мира.

Воспитанный в строгом древнем монашеском послушании я аскезе ума инок Андрей Рублев никогда не решился бы навязывать Церкви свою личную фантазию на эту тему. Значит, Господь благоволил показать, открыть ему, духовному ученику Преп. Сергия Радонежского — великого созерцателя Святой Троицы, то, что следовало передать в иконном изображении! Очевидно, что так же рождались и все принятые Церковью издревле канонические композиции.

"Троица" Рублева замечательна ещё в тем, что точно соответствуя иконописному канону, она не производит впечатления чего-то нового, небывалого. Зритель долгов время пребывает в уверенности, что перед ним известная композиция явления Аврааму трех странников, только без изображения Авраама, Сарры и т.п. (так сказать, — Три Ангела, от которых убрано "всё лишнее"...). Эта икона послужила прототипом для таких же икон других русских иконописцев.

Благодатность "Троицы" Рублева и последующих канонических списков с неё столь явна и ощутима даже для современного, нецерковного человека, что не нуждается в подтверждениях.

На примере этой иконы можно видеть и ещё один принципиально важный аспект канонического письма. Икона написана для людей, для их созерцания, но так, что она как бы отрешена от мира человеческого, от здешней чувственной земной жизни. Эта отрешенность — общее правило канона для всех православных икон. Они ни в коем случае не должны воздействовать на поверхностные душевные чувства человека, то есть не должны стараться "умилить", "растрогать", "очаровать", или "поразить" зрителя. Высшая духовная действительность, представленная на иконе, обращена к высшим духовным чувствам человека, а не к его низшим, душевным эмоциям. "Душевный человек, — пишет апостол Павел, — не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем никто судить не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов" (I Кор. 2, 14-16).