Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года

Подчас рядовые солдаты и унтер-офицеры, избранные в члены комитетов, облачались в офицерское обмундирование, но при этом снимали наплечные знаки различия — так они демонстрировали свою власть. Гражданские же депутаты нередко надевали полувоенные френчи, подобно лидеру Исполнительного комитета Кронштадтского совета инженеру-технологу А.Н. Ламанову[689]. Некоторые же комиссары Временного правительства уже летом 1917 г. охотно использовали кожаные куртки, впрочем, их и ранее облюбовали некоторые фронтовики-офицеры. А офицер-комиссар В.Б. Станкевич, по свидетельству одного из генералов, уже в июле не носил свои погоны. На фотографии, опубликованной в одном из иллюстрированных журналов, Станкевич изображен в кожаной куртке без знаков различия[690].

Выступление генерала Корнилова сопровождалось всплеском антиофицерских и антигенеральских настроений. Погоны высших чинов в этой ситуации воспринимались как символы измены. Передовая статья газеты московских большевиков гласила: «Негодяи в генеральских погонах, распинавшиеся о родине и великой России и предавшие эту „родину“ под Ригой, нанесли новый удар рабочей и крестьянской свободе». Слух о заговорщиках в золотых погонах, намеренно сдавших Ригу врагу, использовался пропагандой радикальных социалистов. Обладатели генеральских погон обвинялись и в других преступлениях. Большевик Флеровский заявил в Кронштадтском Совете 29 августа: «Генеральские эполеты создали в армии разруху. Этому должен быть положен предел». Подобные обвинения звучали и в других Советах и комитетах. В городе Шемаха, например, солдат, председатель местного Совета солдатских и рабочих депутатов, обвинил всех генералов и вообще «носящих золотые погоны» в измене[691]. Считал ли он изменниками всех офицеров, или делал исключение для обладателей погон защитного цвета?

Стремление к уравниванию всех военнослужащих проявлялось и в требованиях полной отмены чинов. Еще 27 июня 1917 г. общее собрание учебного судна «Народоволец» обратилось к Совету рабочих и солдатских депутатов Кронштадта, призывая «возбудить вопрос через Центральный комитет Балтийского флота об упразднении всех чинов флота, а платить оклад содержанием по специальностям и занимаемым должностям». 13 сентября Гельсингфорсский совет, представители ротных, полковых и судовых комитетов базы и гарнизона потребовали упразднения «всех чинов и всех привилегий в армии и флоте, отмены всех знаков отличия и пенсий, связанных с ними». Наконец, и влиятельный Центробалт, отражая решения 2-го съезда моряков флота, постановил 19 октября: «…Стремясь к скорейшему воссозданию флота на новых демократических началах, усматривая в различных чинах и орденах главный фактор разъединения в военной среде флота, постановил: производства и награды прекратить, чины и ордена упразднить. Распространить это в общегосударственном масштабе. Все вознаграждения за военный труд должны платиться за занимаемую должность, а не за чины»[692]. Подобная резолюция авторитетного комитета отражала уравнительные настроения, охватившие значительную часть военнослужащих.

Требование «уничтожения всех сословий, чинов, орденов» содержалось и в других резолюциях, принимаемых в этот период. Они печатались в большевистских изданиях и, надо полагать, предлагались большевистскими активистами на собраниях и митингах[693]. В то же время в этих документах часто встречаются требования «полной демократизации армии», введения в армии выборного начала при назначении командиров, уравнения солдат, офицеров и их семей в отношении пайков и пенсий[694]. Можно с уверенностью предположить, что эгалитарные требования такого рода также стимулировали борьбу с погонами. И наоборот: восприятие погон, чинов и орденов как знаков неравенства могло провоцировать борьбу за «уравнение», которая именовалась в тех условиях «демократизацией»[695].

Антипогонные настроения продолжали проявляться и во время всевозможных антиофицерских акций. Накануне Октября на заседании комитетов и офицеров Кексгольмского полка радикально настроенный унтер-офицер угрожал офицерам: «…Не только погоны ваши полетят, но и головы». Во время же переворота обеспогонивание стало знаком пленения сторонников Временного правительства и их капитуляции. Депутат броневого автомобильного дивизиона сообщал 29 октября 1917 г.: «…При столкновении с солдатами офицеры и генералы срывали с себя погоны». «Бюллетень бюро военных комиссаров» так описывал капитуляцию юнкеров Николаевского инженерного училища: «Паника среди юнкеров. Срывают погоны и бегут». Иногда и снятие погон не помогало избежать расправы, но порой побежденные могли быстро смешаться с победителями и избежать тем самым ареста[696].

Приход большевиков к власти нередко сопровождался расправами с носителями погон, знаки различия офицеров и юнкеров становились сувенирами и трофеями победителей и наблюдателей. В архиве американского журналиста Джона Рида, например, сохранился юнкерский погон с сорванными галунами[697].