— Синъити, спасибо, что навестил, — карие глаза женщины снова на мокром месте, и даже у меня щиплет в носу, от нахлынувших эмоций.
— Айна, не стоит благодарить…
— Да благословит вас Господь. Вы очень красивая пара. Я счастлива, что у тебя такая девушка, мой мальчик, берегите друг друга.
— Да, конечно, — бормочет Син, поглядывая в мою сторону. — Я постараюсь чаще заезжать.
— Ты же знаешь, как я вам рада с Черелин, а дети — тем более, — говорит грустно Айна.
Большую часть пути к моему дому мы молчим, слушая песни. Я пытаюсь переварить произошедшее, не зная, с чего начать. Сегодня Эванс в который раз дал понять, что он загадка. Кто бы мог подумать, что парень занимается благотворительностью и навещает маленьких детей-сирот, играя им песни? Но больше всего впечатлило, что он пел, беззаботно улыбался и смеялся. Его ничего не смущало, он был самим собой, искренним и настоящим.
Внедорожник тормозит возле моего дома, и Син заглушает мотор. Не могу подобрать правильных слов, потому что
— Почему их не берут в фостерные семьи? — нарушаю молчание и кошусь на его задумчивое лицо.
Син бросает отрешенный взгляд и смотрит в лобовое стекло.
— Потому что не всем нужны брошенные дети, Джи. Поэтому и появляются такие приюты, где за ними присматривают и заботятся. Возможно, кому-то из них повезет, и попадется добросердечная семья.
Мне становится грустно и больно: малыши совсем не имеют понятия, что такое материнское тепло и любовь. Не знаю, что происходит со мной… Либо это день откровений, либо нахлынувшая волна печали и скорби, после посещения приюта, но я тянусь к Эвансу и нежно целую. Сначала неуверенно, заглядывая вопросительно в потемневшие сапфиры; затем со всем отчаяньем, силой, отдачей, стараясь передать гамму чувств, которая бушует внутри меня. Перелажу к нему на колени и обвиваю шею руками, зарываясь в мягкие волосы. Пальцы Сина поглаживают спину, влажные горячие губы проходят по скуле, шее, а я издаю тихий вздох, целуя его вкусно пахнущую кожу в ответ. Я и не представляла, что можно до такой степени быть слабой и по уши влюбленной. Дарить всю себя, не стесняясь и не жалея об этом, чтобы он чувствовал и знал, что творится внутри, когда я рядом с ним.
Расстегиваю рубашку, ощущая под пальцами гладкую кожу, твердую подкаченную грудь, и это заводит еще сильнее. Я не могу сдержаться и стону в его приоткрытые горячие губы.
— Стоп… — шепчет хрипло Син и отстраняется, впиваясь пальцами в мои бедра, и с силой сжимает их.
— Не порть момент, ты же не Оззи, — дразню его и прикусываю нижнюю губу, слыша рык. Ткань юбки ползет вверх, как и ладони Эванса по моей талии.
— Хочешь, чтобы я сорвался и твой первый раз был в машине? — сипло бормочет он в мои губы, и наши глаза пересекаются в полумраке.
— Главное, что с тобой, — прислоняюсь к его лбу и провожу ладонью по щеке. — Хватит разговоров, Эванс. Даже Чино Морено снова поет для нас.
Чувствую его улыбку и дыхание на вспотевшей коже, растворяясь в этом моменте, миге, словах.
— Так что… Все, что я хочу — это ты, — подпеваю вокалисту, а Син лениво улыбается. Ткань блузы спускается по рукам, обнажая плечи, которые покрывает легкими поцелуями Эванс. Закусываю губу, от затапливающей волны нетерпения и страсти, но не могу сдержаться от сарказма и бормочу:
— Только поставь на беззвучный.
Син хрипло смеется и достает из кармана телефон, показывая экран и перечеркнутую ноту.
— Да… Прекрасный вид смерти, Джи, — шепчет он, зарывается пальцами в мои волосы, впиваясь грубо и властно в губы. — И все, что я хочу — это ты…
Глава 27
Меня обуревают странные ощущения, будто на лбу горят огромные красные буквы «Я сделала это», «Не девственница», «У меня был секс». Вроде бы ничего не поменялось, но одновременно я чувствую себя по-другому. Интересно, у всех так после первого раза? Кажется, на лице все написано — совсем не комфортно. Тинки что-то дотошно разжевывает, объясняя физику… или это химия? Нет, вообще математика. Я смотрю в одну точку на стене, будто там что-то важнее и в миллион раз интереснее, чем предстоящие тесты.