Sincerely, me (СИ)

— Да как вы так можете?! Отец покинул нас всего два года назад, а вы уже готовы стереть его существование с лица земли! — возмущается он, ударяя кулаком по столешнице. Мешки под его глазами кажутся мне не человеческими. — Вы обе предали его! Этом дом — святилище!

Мама с ужасом смотрит на брата, накрыв рот рукой. Кошусь сначала на него, затем на неё и понимаю, что Томас впервые закатывает такие истерики.

— Мам, не слушай его, — говорю ей, сжимая её кисть в своей. — Он говорит полнейшую чушь.

— Кто бы говорил? — продолжает Томас, подходя к нам чуть ближе. В его раздражённом лице я различаю другие черты, которых до этого не было.

Видимо, мать, поглощенная горем, совсем забыла о Томасе. Он отдался самому себе, и вот во что эта самодеятельность вылилась! Я не вижу своего Томаса в нем.

— Ты стала отвратительной, Белла, — выплевывает он, недоверчиво косясь на меня.

— Что? — и правда: что?! — К чему ты клонишь?

— Да ну, Белла. Не надо крутить перед мамой хвостом. Ты не святоша, и мы все это знаем. Так что, не пизди.

— Томас Кляйн! Немедленно забери свои слова назад и не смей говорить так со своей сестрой! — встряла мама, защищая меня.

Боже мой, какая же ты неосмотрительная! Как можно не заметить то, что твой сын подсел на наркоту? Это говорит не он, а препараты. Мой Томи бы не позволил себе такого. Во мне просыпается легкая ненависть по отношению к матери. Я знала, что Томас не хочет осведомлять её о своей зависимости, я его поддерживала… Но в глубине души я очень хотела, чтобы мама узнала правду. Наверняка, она смогла бы помочь.

— Мам, ну что ты то вмешиваешься? Иди молитву почитай.

— Томас! — повышаю голос я, замечая, как он дрогнет. Я медленно ломаюсь. Не хватало ссоры с родными. — Прекрати вести себя так, словно ты здесь один.

— И не смей нам перечить, — снова встревает мама, на что Томас угрюмо косится в пол.

Я вижу, как он борется с собой и желанием высказать ей все, что накопилось внутри.

— Мам, а ты, блин, знаешь, чем она в своём Бостоне занимается?

Мама удивлённо смотрит на меня. Я ощущаю гнетущую атмосферу, понимая, к чему он клонит. Но Томас ведь не знает всех деталей?

— И чем же? — теперь весь интерес мамы направлен на меня. Она выжидающе испепеляет мое лицо, и я снова вижу свою старую мать в ней.

— Ничего особенного, — верещу, стараясь унять дрожь в руках.

Томас фыркает, посмеиваясь. Какая ирония, твою мать. Я ничего не пытаюсь скрыть от мамы, но моя жизнь в Бостоне, что открылась Томи, от части пугает меня. Но и устраивает, удовлетворяя одновременно.

— Белла, ты не хочешь поделиться с мамой аспектами своей увлекательной, разносторонней жизни в Бостоне?

— Говори, дочка, — давит мама, ставя руки в боки.

Я молчу, стараясь скрыть смущение. Прекрасно понимаю, к чему клонит Томас. Он хочет рассказать маме о моих «парнях», но лично я не вижу ничего серьезного.

В следующие пять минут Томас энергично рассказывает маме о всём, что видел, когда был со мной. Она открывает рот от удивления и презрительно косится на меня, мотая головой в разные стороны.

Слегка нервничаю, но затем ссылаюсь на то, что уже совершеннолетняя и вправе делать, что хочу… По законам Америки.

— Так, нам надо поговорить. — не выдержав, шиплю я, хватая брата за рукав толстовки и волоча его в комнату.

— Ты лечишься? — в лоб спросила я, предварительно заперев дверь.

Томас уселся на кровать, закидывая ногу на ногу и нагло чавкая жвачкой, всем видом показывая своё безразличие.

— Ну, да, — говорит он, пытаясь изобразить уверенность, но я с лёгкостью различаю, как голос его дрогнет.

— Ты в этом уверен? — настаиваю, не прерывая зрительного контакта.

— Да-а, — тянет он, потупив взгляд.

Так, хватит игр.

Стремительно подхожу к брату, подсаживаясь на коленки. Хватаю его лицо в свои руки, разворачивая к себе, и напрямую выдаю:

— А теперь давай, как взрослые люди, — он испуганно смотрит на меня, наконец проявляя настоящего, неуверенного в себе подростка, — ты проходишь курс?

— Да, я очень стараюсь, — признается он. — Мисс Лейла отличный специалист, и сейчас мы… Мы уже заканчиваем… Мы отказались от всех медикаментов… И, Белла… — запинался он, впадая в конвульсию.

Я постаралась успокоить его, сжав в своих руках, но он вырвался.

— Я стараюсь, правда. Верь мне, Белла! — почти выкрикнул он, на что я выдавила успокаивающее: «Тш-ш-ш».

— Все в порядке, я здесь, — глажу его волосы, вдыхая приятный аромат тела. Я скучала по моему Томи. — Сними эту маску, малыш. Ты не такой, — шепчу ему, поглаживая теперь по спине, как маленького ребёнка. — У тебя всегда есть я, помни это, ладно?

Мы отрываемся друг от друга, и я заглядываю в его заплаканные глаза. Томи активно кивает, снова заключая меня в объятия.

— И прошу тебя, не трогай мать. Ей тяжело, ты же видишь, — говорю напоследок, надеясь, что в будущем он простит ей её безалаберность.

Сердце сжимается с чудовищной силой, словно кто-то нарочно его сдавливает. Это чудовищно трудно — не сломаться.