Синдбад-Наме

— Мои глаза, — продолжала она, — от ожидания стали как нарциссы, все мое тело в ожидании превратилось в слух. Я расставила людей, чтобы они принесли мне радостную весь о твоем прибытии, а ты проводишь время в кутежах и попойках, бросив меня, скорбную и печальную!

Муж ничего не мог поделать с женой, он был опозорен и пристыжен, сломлен и разбит, словно воробей в когтях сокола, словно слон пред жалом комара. Он пытался спастись от нее и повторял:

Пусть от глупца Аллах меня в печальный час спасет,
Дарует крылья радости и снимет груз невзгод.

* * *

Увы, горемыке из всех горемык!
Как в руки твои я попал, о жестокий?

Наконец, сбежались соседи и с большим трудом примирили их с условием, что муж уплатит жене много денег и отправится вместе с ней домой.

Долго я кружил по свету, но в конце концов
Удовольствовался тем я, что пришел назад.

* * *

Я счастлив, что познал любовь,
И счастлив, что не свободен от ее оков.

* * *

— Я рассказал эту повесть затем, — продолжал везир, — чтобы возвышенному уму шаха были известны изворотливость ума и коварство женщин, чтобы он, поверив их словам, не допустил такой страшной казни, которую даже трудно представить себе и которая будет порицаема и осуждена в том и в этом мире.

Выслушав везира, шах приказал отвести сына в темницу и отсрочить казнь.

Невольница приходит к шаху на четвертый день

Когда прошло три дня и настал четвертый, шахские везиры — великие мужи державы и сановники трона — уже сделали несколько ходов на шахматной доске внимания падишаха своими фигурами — рассказами о хитростях женщин. А невольница делала всякие хитрые ходы, какие только знала, чтобы объявить мат шахзаде. Но везиры — умелые ферзи, обладая большим умом, отгоняли блеском светочей знания и разума мрак этой несправедливости, гасили пламя ярости шаха, грозившее сжечь веру и державу, водой здравого рассудка и исцеляли зельем мудрости желчь, которая угрожала жизни царевича.

В беде, как молнии, блеснули их умы.
Рассеялась беда, словно завеса тьмы.

На четвертый день невольница взяла кубок с ядом, явилась к трону шаха и объявила:

— Поскольку украшающий мир, разрешающий трудности и справедливый разум падишаха не обращает внимания на правдивые слова этой нижайшей рабы, поскольку он не желает наказать за насилие, совершенное по отношению к его слуге в дни его благословенного царства, то я предпочитаю смерть такой жизни и вынуждена выпить смертельный яд — предвестник горестей и смерти. И на это насилие я принесу жалобу на равнине, где воскреснут мертвые в великий Судный день. Тогда справедливый судия потребует ответ от невоздержанного сына шаха и его несправедливых советников, ибо там нет места попустительству и покровительству, пристрастности и несправедливости.

А эти грешные везиры хотят передать государство недостойному сыну шаха, чтобы таким образом избавить себя от гнева падишаха и учредить новые законы и обычаи в стране. Тогда каждый из них сможет поступать в делах по своему желанию и усмотрению и ради этого каждый по мере своих сил будет стараться изменить законы государства. Отношение же везиров ко мне напоминает рассказ о свинье, которая хотела поесть инжиру и с большим трудом, путем невероятных усилий, взобралась ради этого на дерево и раздобыла несколько плодов. Но в конце концов она свалилась с дерева и лишилась жизни.

— Как это случилось? Расскажи! — приказал шах.

Рассказ о свинье, смоковнице и обезьяне

— В давние времена и минувшие века, — начала рабыня, — некая обезьяна отреклась от мира, стала уклоняться от встреч с друзьями и сверстниками и покинула родные края, близких и друзей со словами:

В Ираке мы прожили краткое время,
Похитив его у неверного рока.
У нас сохранится о днях этих память,
Запавшая в душу глубоко-глубоко.

* * *

Плеядами явились мы на свет,
Хотели избежать разлук и бед.
Похоже, что судьба нас обманула:
Как звездочки, рассыпал нас *Изед!

Она простилась с друзьями и родственниками и поселилась на полуострове, где было безопасно и спокойно. Не зная ни тягот, ни козней врагов, она предалась делам благочестия, помыслам о загробном мире. Она усердно молилась богу, поправ пятой все низменные страсти, никого не обижала и полностью посвящала себя праведным делам. Обретя покой в царстве скромности, она убедилась в ее сладости и повторяла: