Синдром

— А ты не шутил, когда говорил, что взгреешь, — нервно усмехнулся Ирвин, ощущая непреодолимое желание хорошенько пнуть Шона. Но останавливала мысль о камере. — Пусть с ним копы разбираются, думаю, он уже наговорил на обвинительный приговор.

Белл поднял на него хмурый взгляд и снова взялся за телефон.

“Спрашивай его, — написал быстро. — Пусть проговорит вслух, что хотел с тобой сделать”.

Ирвину казалось, что его сейчас стошнит. Но Брендон был прав: из Шона надо было вытянуть как можно больше.

— Скажи мне, Шон, — Ирвин подошел к лежащему на полу Наварро и, преодолев внезапный приступ брезгливости, поднял его, сажая обратно на стул. — Неужели я заслужил смерти?..

Ему пришлось напрячься, чтобы голос звучал проникновенно и даже слегка обиженно, хотя больше всего хотелось выплюнуть слова Шону в лицо.

— Смерти? — Шон совершенно искренне испугался. — Нет! Ив, ты что, если с тобой что-то случится, зачем тогда мне жить, — он вдруг мягко улыбнулся, почти становясь тем Шоном, что пролил Ирвину на штаны шампанское и покраснел до корней волос, бесконечно извиняясь. Казалось, от него опять пахнет карамелью и немного алкоголем. Вот только глаза сейчас были другие. Полыхающие безумным огнем, с расширенными зрачками и налитыми кровью белками. — Я просто хотел заботиться о тебе. Всегда.

— Но я могу сам о себе позаботиться, — Ирвин продемонстрировал ему руки. — Как видишь, пока не отсохли. И до болезни Альцгеймера еще вроде бы далеко.

— Ив, люди так хрупки, — Шон улыбнулся разбитыми губами. Теперь он напоминал не Двуликого, а Джокера. — Тысячи ежедневно становятся инвалидами. Неудачное падение в душе — и хромота на всю жизнь. Автоавария — и, здравствуй, инвалидное кресло.

— Инвалидное кресло?! — Ирвин отшатнулся в притворном ужасе. — Шон, милый, о чем ты говоришь?.. — он растерянно моргнул. — Я тебе не верю, — усмехнулся затем и провел рукой по своей груди. — Ты любишь это тело.

Щон проследил за его рукой.

— И всегда буду любить, — протянул мечтательно. — Господи, как бы я тебя любил! Бросил бы все на свете и до конца жизни был бы только с тобой! Никаких подъемников, я бы на руках переносил тебя с кровати в кресло. А потом в ванную, где мыл бы каждый сантиметр, смазывал кремом, брил… — он закрыл глаза. — Я знаю твою любовь к гладкой коже, я бы каждое утро и каждый вечер ласкал бы тебя бритвой!

Ирвин почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Он честно хотел сдержаться, но не смог. На плечи тут же легли крепкие руки — Брендон заботливо его поддержал, пока желудок изрыгал свое презрение прямо в бассейн.

— Ты не понимаешь, Ив, — со злостью сказал Шон, когда Ирвин вытер губы. — Ты был бы счастлив со мной. Никто не дал бы тебе того, что могу дать я. Но ничего. Я найду способ… — тут он умолк, потому что Белл развернулся к нему.

Медленно ступая босыми ногами по раскаленной плитке, Брендон подошел к Шону вплотную и наклонился. Что он ему сказал, Ирвин, разумеется, не слышал, но зато Шону вполне хватило звука сорванных связок — его глаза расширились, и он посмотрел на Белла с настоящим ужасом. Брендон же будто потерял к нему интерес и, подойдя к Ирвину, сам набрал на его телефоне “911”.

Ирвин взял у него телефон и попросил оператора прислать экипаж в поместье Ирвина Вайса. Мужчина заученно ответил, что машина уже едет, попросил соблюдать спокойствие и поинтересовался, не нужна ли помощь парамедиков, но Ирвин уловил нотки неподдельного интереса в его голосе. Сбросив вызов, он повернулся к Брендону.

— Давай я принесу тебе одежду, — предложил, потому что просто физически не мог представить, что ему придется остаться наедине с Шоном — желудок был пуст, но тошнота все еще не отступила. — Боюсь, вместе с полицией прибудут и репортеры.

Брендон кивнул и быстро набрал сообщение:

“Его определят в лечебницу. Он сможет из нее выйти когда-нибудь. Может, устранить проблему раз и навсегда?”

Ирвин посмотрел на Шона, потом на Белла.

“Нет”, — набрал ответ.

— Нет, — прошептал, погладив Белла по щеке. — Я не повешу это на твою совесть, — и добавил в полный голос. — Макс подключит лучших юристов. Ему вынесут такой приговор, что даже через сто лет этой твари не выйти на свободу.

Брендон пожал плечами и кивнул, но, уходя в дом, Ирвин все равно чувствовал беспокойство. Впрочем, когда он вернулся, Шон был цел и почти невредим — челюсть стала выглядеть еще хуже, но новых травм не добавилось.

Говоря о совести, Ирвин несколько слукавил. Он не хотел вешать смерть Шона в первую очередь на свою душу. Брендон — Ирвин не просто был в этом уверен, он это точно знал, — убил бы мерзавца, не задумываясь и не терзаясь моральными принципами. Это для Ирвина Наварро был любовником — человеком, два года делившим с ним постель. Брендон же сейчас снова был на войне, и Шон был врагом. А на войне или стреляешь ты, или в тебя — таков закон.

Брендон едва успел натянуть брюки, как послышались сирены.