Синдром Адели (СИ)Он был готов отдать ей сердце. Она была готова его растоптать. Нет взаимности, нет любви, нет искры. Есть цель, есть приоритеты, есть задание. И только синдром Адели.

— Эмоции — главный враг человека. Все наше поведение обуславливается теми или иными нейронными импульсами в нашей голове. От эмоций зависит все: выбор, дальнейшая судьба и исход событий. Я не верю в судьбу, но желаю верить в собственные силы. В моих силах контролировать процесс своей жизни, в моих же силах его изменить, — Лина задумывается на пару секунд, будто размышляя, стоит ли продолжать рассуждать на эту тему или нет и все же вновь начинает говорить. — Может, я и не права, но для себя я решила одно — эмоции самый дорогой для меня продукт. Лучше быть без эмоциональной, слушать в спину «толстолобая», но видеть всю картину без призмы искосившегося восприятия. Человек под эффектом может понять все по-другому, принять иллюзию своего воображения за реальность, вообразить несуществующее. Часто люди делают поспешные выводы и действия, опираясь на свои чувства, но разве это правильно? Я не хочу в один момент потерять все, поведясь на свои эмоции, и даже считаю это глупым…

Мужчина задумчиво слушал, не перебивая. Ему не только важно дать человеку проговориться, но и самому услышать больше. Сейчас все предположения отходят на второй план, оставляя внимание, прикованное к словам собеседника. Где-то он видит себя, где-то остальных, с какой-то точной он абсолютно согласен, а какую-то даже не может представить. Теперь он видит картину более целостной, теперь образ молчаливой студентки принимает другой вид — вид умного, рассудительного человека.

— А как же любовь, страсть, горесть или страх? Даже такие вещи тебе подвластны?

— Думаю все, кроме последнего. От любви тяжело избавиться, но достаточно легко контролировать себя до влюбленности, а страсть, как вытекающее следом. Горесть всегда была, есть и будет, но с ней легко смириться. Эти грустные отпечатки остаются глубоко в душе и ноют иногда темной ночью. А вот страх для меня остаётся непоколебимым. Природный инстинкт, что заложен с рождения, — тонкие пальцы сжимают стекло, которое, кажется, готово вот-вот лопнуть. — безумие, что накатывает внезапной волной и также быстро сходит. Адреналин — вот ещё одно неподвластное чувство. Но оно мне нравится. Жаль, что оно идёт непременно под руку со страхом, — девушка нервно передергивает плечами и наконец замолкает.

— Есть вещи, которых ты боишься? — почему-то Денису в это слабо верилось. Нет, он не видел перед собой брутальной женщины со стальными нервами, но что-то подсказывало, что не все так просто.

— Конечно, все мы чего-то боится. Просто размах меняется от большего к меньшему и наоборот. Кто-то боится умереть или потерять близких, а кто-то готов свалиться замертво, завидев около себя мышь. Это уже дело сугубо личное, — Аделина в два глотка допивает вино в бокале и с характерным стуком ставит фужер на столик, вновь откидываясь в кресло.

— Так чего боишься именно ты? — все никак не уймётся мужчина. Что-то внутри него трубит узнать об этом.

— Тебе знать не обязательно, — девушка криво улыбается и отворачивается к камину.

— Пожалуй, ты права, — всё-таки они друг другу никто, лишь люди, чьи судьбы столкнулись пару раз.

Профессор подливает алкоголь и себе, и собеседнице, и, следуя примеру Лины, смотрит на огонь. В глазах отражаются пляшущие языки пламени, а в душе противоречия сталкиваются. Ему было интересно узнать о своей студентки все: начиная от сокровенных мечт, заканчивая предпочтениями в еде. Откуда взялось это желание, он предположить не мог. Просто было так хорошо сидеть и слушать ее рассуждения о своих мыслях, что остальное казалось неважным. Хотелось впитывать ее слова, отпечатывая где-то там на подкорке сознания большими буквами. И обязательно с подписью «вечер в ее компании». Хотелось прокручивать этот момент снова и снова, так, чтобы навсегда камин ассоциировался с душевным разговором, а огонь — с ее жизнью. Как оказалось, такой же яркой, опасной и кратковременной.

Нестерпимо хотелось узнать о ней больше.

— Ты же не всегда была такой, — толи спросил, толи утвердил Денис.

— Какой?

— Без…эмоциональной.

— Нет.

И снова какой-то тупик. Ему было страшно перейти дозволенную черту и разрушить чарующий момент.

— А когда была? — решается уточнить мужчина.

— В детстве. Все дети похожи. Им интересен окружающий мир и открытия. Все для них ново и интересно. Они испытывают эмоции в первозданном виде, не испорченные и не поломанные суровой реальностью. Я ведь тоже когда-то была ребёнком, — Лина улыбается чему-то своему, постепенно погружаясь в воспоминания, — значит, тоже удивлялась, плакала, радовалась и беспокоилась.

— Да, конечно, — на автомате кивал он.

Почему-то профессору казалось, что девушка говорит вскользь и неполноценно. Она стачивает углы действительности и отвечает в целом, не затрагивая сокровенного. Но даже такой вариант его устраивал, на пока. На что стоило рассчитывать он не знал, но пытался убедить себя, что это не последний их разговор. Очень пытался.