Синдром бесконечной радости

Но, к ее удивлению, никто и бровью не повел – все привычно занимали места за машинками, и через минуту от их стрекота до нее перестали долетать какие бы то ни было звуки.

Ночью тоже ничего не случилось, Кристина почти до утра лежала в напряжении, ожидая ставших уже привычными побоев, но к ее кровати так никто и не подошел.

Утром, умываясь, она улучила момент и спросила у тети Зины – той самой дневальной, что объяснила ей в первый день причины такого поведения женщин, что же произошло.

– Ксанка сказала – Красопет им пригрозил, – шепотом сказала тетя Зина, наклонившись к умывальнику.

– Красопет?

– Да. Так девки старшего лейтенанта Зобова прозвали. Видела, какой херувимчик? Хоть сейчас на открытку.

– А почему к нему так прислушиваются?

– А ты не гляди, что он как с иконы. На самом деле зверь, каких мало. Если кто ему не приглянулся – сгнобит. Ни свиданок, ни посылок, и работа самая паскудная.

– Он что же… к заключенным пристает?

Тетя Зина уставилась на нее и даже рот приоткрыла:

– Сдурела? Да он нас за людей не считает! Конечно, нет. Просто если кто ему особенно не понравится – все, пиши пропало. Так что тебе еще повезло, что-то ты в Красопете человеческое задела.

Кристина ничего не сказала, но зарубочку на память сделала и на глаза Красопету старалась не попадаться, хотя ее неудержимо к нему потянуло.

Ночью, закрыв глаза, она то и дело воскрешала в памяти его лицо, которое и в самом деле походило на лица ангелов со старых пасхальных открыток.

«Почему он служит здесь? – думала она, лежа в кровати без сна. – Такой красавец – и охраняет заключенных женщин, это же что-то психологическое…»

Примерно через год заключения Кристина вдруг с удивлением начала ловить на себе заинтересованные взгляды старшего лейтенанта.

Это оказалось настолько неожиданно, что она растерялась и не знала, как себя вести.

Тетя Зина, заменившая ей на зоне мать, тоже обратила внимание на проявляющего интерес мужчину.

– Смотри, Криська, – предостерегала она, когда они оставались вдвоем и могли поговорить так, чтобы их никто не слышал, – подальше надо от Красопета, ну его, к лешему… Никто не знает, что там у него в голову насовано… сама подумай – молодой красивый мужик всю жизнь среди заключенных баб собрался провести – это что такое? Ну, явно ведь либо с башкой не дружит, либо что-то за душой гнилое имеет.

– Почему – гнилое? – не понимала Кристина, хотя у нее тоже шевелилось какое-то недоверие к внезапно заинтересовавшемуся ею старшему лейтенанту.

– Да потому! – отрезала тетя Зина. – Какой нормальный мужик захочет всю жизнь смотреть на баб, которые не детей рожают и борщи мужьям варят, а форму полицейскую строчат, потому что кто мужика убил, кто наркотиками торговал, кто украл что? Мы ж тут все бракованные…

Кристина была с этим не согласна, но благоразумно держала язык за зубами – тетя Зина оставалась единственным человеком, с кем можно было поговорить, потому что остальные заключенные хоть ее больше и не трогали, но и внимания никакого не обращали, устроив такой молчаливый бойкот.

Если бы не тетя Зина, Кристина уже рехнулась бы от тотального молчания, потому ссориться с ней не стоило.

Однажды ее вызвали в оперчасть.

Кристина шла туда с опаской – тетя Зина рассказывала, что начальница, или «кума», как ее называли зэчки, была женщиной хитрой и вербовала себе «агентуру» так виртуозно, что вышедшая после беседы зэчка и сама не понимала, как подписалась на «добровольное информирование».

Однако в оперчасти Кристину ждала не «кума», а старший лейтенант Зобов.

Он сидел за столом и листал дело – ее дело, как сразу поняла Кристина.

– Гражданин начальник, заключенная Задойная, срок… – начала Кристина, но он перебил:

– Проходите, Кристина Алексеевна, присаживайтесь. – И в глазах его мелькнуло что-то нехорошее. – Ну, как срок? Идет?

– Идет…

– А скажите-ка мне, Кристина Алексеевна, что все-таки произошло с осужденной Иванченковой?

Кристина похолодела.

С Иркой Иванченковой вышло как-то само собой. Наглая деваха, несмотря на запрет Зобова, продолжала втихаря гнобить Кристину, когда была уверена, что никто, даже всевидящая Ксанка, этого не замечает.

И Кристина не выдержала.

В бане, когда они остались вдвоем, она вдруг резко повернулась и уставилась Ирке в лицо. Та спустя пару минут сделалась вялой, и Кристина, не сводя с ее лица взгляда, велела ей взять таз, налить в него кипяток и окунуть туда голову.

На крик Ирки в баню сбежались все – та корчилась на полу, зажимая красное, все покрытое пузырями лицо, а рядом сидела Кристина с расширившимися от ужаса глазами.

Она очень убедительно, как ей казалось, изобразила испуг и рассказала, как Ирка ни с того ни с сего вдруг окунулась с головой в таз с кипятком.

– Она что-то говорила? – трясла ее «кума», но Кристина только тряслась, как в ознобе, и стучала зубами.

Ирку уложили в санчасть, а потом и вовсе куда-то отправили, а Кристина поняла, как справиться со своими обидчицами и спокойно досидеть срок. И вдруг ее вызывает Красопет и снова начинает расспрашивать о том, что случилось месяц назад.