– Я понимаю, Слава, – вдруг произнесла Света своим обычным мелодичным голосом. – Мне все известно о напряжении Никиты. Так какие факты вас интересуют?
– Кто похититель, как это произошло, с кем тебе пришлось контактировать. Каким образом они добились, чтобы ты сняла деньги со счета и карты. Угрозы, шантаж, быть может, насилие… Может, вспомнишь какие-то детали, чтобы мы вычислили, кому перевела деньги, – Слава старался говорить медленно и тихо, чтобы настроить Светлану на сотрудничество после окрика мужа.
– Да никто меня не заставлял. И не похищал, – заявила Света, налила себе полный стакан, подняла его жестом тамады: за ваше, мол, здоровье. – Просто позвонили в дверь приятные ребята. Не помню уже, что им было надо: то ли попить, то ли сигареты. Я впустила. Решили немного посидеть. Выпили, конечно… А потом я как-то опять не помню, но мы оказались там, у них. Деньги, говорите? Да, я переводила деньги. Сначала не получалось, потому что мы потеряли мой телефон, потом они его нашли на улице. Кому? Понятия не имею. Там был парень, который сказал, что у него дедушка болеет, он даже плакал. Наверное, ему.
Никита решительно отодвинул Славу со своего пути и поднял Светлану с дивана, схватив ее за халат на груди. Даша рванулась к ним, но Светлана спокойно произнесла:
– Не беспокойся, Дашенька. Пусть он поступит, как всегда. Этим людям будет интересно. А ты не переживай. Мне уже давно не бывает по-настоящему больно, все атрофировалось. Мне только интересно, когда, наконец, лопнет мое терпение, как гнойный пузырь, в которой все превратилось, и я его убью. Да, вспомнила. Ребята обещали мне пистолет. Но и они меня кинули.
– Никита Евгеньевич, – произнес Масленников незнакомым Даше стальным голосом. – Сию минуту оставьте жену в покое и отойдите от нее как можно дальше. Я уже понял, в чем особенность данных событий. Домашнее насилие. Это тревожный, опасный диагноз. Женщина в таком состоянии, что все на самом деле могло закончиться трагически. А началось это не в том подвале, а здесь, в ее доме. Началось без всяких похитителей.
– Господи, – вдруг застонал Никита, закрыв лицо руками. – Она говорит со мной как со злодеем. Вы смотрите на меня как на чудовище. А я люблю ее. Я так страдал, что слышал треск своего сердца. У меня есть недостатки, я псих, я срываюсь… Но я просто такой слабый человек. Мне жаль, Света, что они не дали тебе пистолет.
– Прекращаем это все, – решительно сказал Слава. – Мы сейчас ничего не выясним, не решим. Я уйду из этой квартиры только в одном случае: если Александр Васильевич своими руками сунет под языки этой пары снотворные таблетки, а мы с Дашей разведем их по разным комнатам. Я столько лет приходил в этот дом, здесь были красивые, добрые, приветливые люди. Я в ужасе, если честно. Нет большего зла, чем семья. Она убивает все человеческие чувства, оставляет только вражду и мстительность. Да, я впервые так подумал, но здесь и сейчас согласен сам с собою.
Это была единственно возможная программа. Когда Даша со Славой вышли из спальни, в которой оставили Свету, бледный Никита с покрасневшими, мокрыми глазами что-то говорил Масленникову, а тот слушал, иногда кивал. Затем произнес:
– Неудобная вещь – боль души. Ее невозможно ни передать другому, ни принять от кого-то. При всем желании. Никита, вам придется справиться одному. Мы со Славой – практики и в меньшей степени теоретики. И точно не жилетки для слез.
У Никиты было такое трагическое лицо, что Даша не выдержала:
– Никита, ты все же не один. Есть еще я, ты знаешь, как я тебя ценю, как благодарна за то, что ты помогаешь моим друзьям в беде. При том, как ты бываешь не прав и как я тебя осуждаю, сам знаешь, за что.
Никита бросился к Даше, как к своему спасению. Обнял, прижал, посмотрел в ее лицо с такой признательностью… И вдруг… Она сама не поняла, как это произошло. Даша вырвалась и как будто стряхнула с себя его прикосновения. Ее лицо исказила гримаса отвращения, брезгливости и страха.
– Боже мой, – только и смог произнести Никита.
– Прости меня, – сдавленно сказала она. – От меня это не зависит. Я просто с чем-то не справилась. Мы постараемся… Все пройдет… Потом.
Семья полковника
Даша выбралась из сна и даже не вспомнила, а мысленно едва прикоснулась к событиям прошедшего дня. Вздрогнула и произнесла вслух: «Это ужас. И кошмар».
И потом, как-то собрав в относительный порядок свои мысли и чувства, она никак не могла придумать, что с этим всем делать. С тем, что произошло, с тем, как они все проявились, с тем, что натворила она сама. Сегодня ей казалось, что она убила Никиту. Можно сколько угодно считать кого-то мерзавцем, называть за глаза подонком и уродом, даже прокричать все это ему в лицо. И это останется всего лишь выяснением отношений, ссорой, попытками что-то исправить. Но в один миг окончательную правду скажут твоя кровь, твоя кожа и взгляд. Не принимаю. Не могу терпеть. Ты враг.