Синдром Гоголя

– Все это я знаю! – с горечью вздохнул Кошелев. – Но эмоции – моя жизнь, ими питаются мои персонажи, ими полнятся страницы рукописей, ими я вырисовываю буквы и образы. Это мой хлеб.

– Понимаю. Вы личность творческая. Но именно крайности в вашем случае служат катализатором приступов. Вы на любые эмоции выработали стойкий рефлекс. И каждый раз, мысленно рисуя новый сюжет, доводите свой мозг до чрезвычайно высокой степени активности, и он сам себя воспринимает как угрозу. Он заставляет тело притвориться мертвым.

– Подозревал, что я все-таки гений, – опять сыронизировал Кошелев, заставив Грениха вздохнуть с облегчением – кажется, кризис миновал, действие психотропных компонентов смол курительной смеси падает.

Вскоре Карл Эдуардович совсем успокоится.

– Притвориться мертвым? – спросил он. – Это как змея, которая деревенеет?

– Совершенно верно. Изучение рефлексов животных – любопытная область науки. Имеется параллель между рефлексами животных, проявляемых в минуту опасности, и неестественным засыпанием человека в ответ на сильные эмоции. Некоторые животные способны притвориться мертвыми, едва мозг пропускает сигнал, что их положение безвыходно. Так поступают гиены, опоссумы, многие птицы. Называется это катаплексией. Они как будто в единый момент окоченевают самым настоящим образом, не отличить от трупного окоченения, но едва опасность минует, вскакивают как ни в чем не бывало и бегут прочь. Этот особый рефлекс давно будоражит ученый мир. И, кажется, есть связь между нарушением баланса в веществах мозга, выделяющихся во время приступа нарколепсии, и активностью этих веществ в ту минуту, когда мозг посылает сигнал об опасности. Мозг как бы атакует сам себя и отключается, заодно отключая все тело, – сыпал профессор медицинскими понятиями, как колдовскими заклинаниями, в надежде усыпить ими Кошелева.

– Ага, – зевнул тот. Дыхание его выровнялось.

– В вашем случае процесс сна застревает в коре головного мозга и не проходит в глубинные его части. Обычный человеческий сон состоит из нескольких фаз. Фаза быстрого сна сменяется фазами медленного, глубокого сна, которые проходят почти без сновидений. Фаза глубокого сна возвращается к фазе быстрого, и все таинство подходит к порогу побуждения. Больные же нарколепсией не переживают глубокую фазу. Мозг их надолго застревает в фазе быстрого сна, из которого не может выбраться, что приводит к вашим путешествиям по детским воспоминаниям о фабрике – гипногогическим галлюцинациям. Именно потому мозг ваш никогда не отдыхает, продолжает функционировать и во сне, дарит яркие сновидения, которые легко можно счесть за реальность. Но после, утомленный, он реагирует на усталость вот такими причудливыми сбоями – заставляет вас впадать в приступ летаргического сна.

– Что вы предлагаете? Стать отупелым кретином, как многие, питаться падалью, перестать мыслить и сочинять? Нет, я не предам себя! Это мой путь, и я его выбрал. Я подохну таким вот убогим. Во мне живы только чувства.

Грених подавил вздох.

– Да, вы правы, протянете вы недолго, – бросил Грених сердито, – коли не отступитесь хотя бы от одного из принципов вашего пути – вегетарианства.

– Лучше смерть. Я умру с ясным сознанием. – Кошелев приподнялся, отбросив одеяло.

– А вам не приходило в голову, что вы просто не готовы? Да и не только вы… Человечество не готово иметь столь чистое и ясное сознание. Возможно, и вправду отказ от употребления мертвечины снимает некие оковы с физического тела, освобождает дух, дарует высшие космические силы. Но что вы станете делать с этими силами, со свободой? Вы не знаете, какое найти им применение. А от избытка свободы легко сойти с ума. Возможно, стоило сначала обратиться к древним учениям каких-нибудь йогов или даосов, чтобы сыскать способы верно употребить изобилие космических благ.

Грених устало поднялся, прошелся к окну; он уже говорил не столько Кошелеву, сколько опять брату, с которым приходилось долго бороться и который тоже отказывался становиться, по его мнению, отупелым кретином и жил, всегда отделяя себя от остальных, как от серой массы, считая себя избранным, великим.

– Да, возможно, вегетарианство и таит в себе частичку просветления. Другой вопрос, нужно ли оно? Ты становишься уязвимее, чувства делаются острее, внутреннее зрение – то самое, что иные зовут интуицией, – еще более зорким. Ты – вечный слепец – вдруг обретаешь зрение и в ту же секунду понимаешь, что ничего вокруг видеть не хотел бы. Не нужны тебе эти лишние осознания, озарения и переживания. Они непосильны, невыносимы!

Кошелев слушал, недвижимо глядя на едва проглядывающий сквозь черноту ночи темный силуэт в светлеющем прямоугольнике окна.