Синдром Гоголя

– Загвоздка состоит в том, что суставы Кошелева сохранили свою подвижность, – пальцы Грениха стали носиться по частям тела покойника, как по клавишам пианино. – Это в пользу того, что он еще может быть жив. Я не беру в расчет вид его кожных покровов – иссохших и пожелтевших, помутившиеся склеры и два бурых треугольника в уголках глаз – все это может быть и следствием обезвоживания, алкогольного отравления и нервного истощения. А вот подвижность суставов… Но в то же время он был личностью астенического склада, мускулатура его слабо развита. С одной стороны, это может значить, что окоченение либо еще наступит, либо уже случилось и было весьма ярко выражено, а затем быстро спало – поэтому суставы такие мягкие. Кроме того, имеются ведь трупные пятна!

– Допустим, – отозвался начальник милиции, почесав кончик носа. Вся эта тяжелая терминология ему была не знакома. – Товарищ литератор весьма истощенный субъект.

– Да, он был вегетарианцем, истощал себя диетой. Отсюда и малокровие, которое путает нам картину. Но есть еще одна причина быстрого разрешения трупного окоченения. Я намекаю на судороги. Вы понимаете, о чем я? Если были судороги, значит… Не могу отделаться от мысли, что тут колдовали стрихнином или еще каким алкалоидом. Судороги при отравлении, чрезмерное напряжение мышц могли повлиять на процесс окоченения. Но и нарколепсию иные профессора относят к разновидности эпилепсии. Стало быть, если был приступ, то могли быть и судороги. Это третья причина мягкости суставов. О таком я прежде слышал, но никогда сам не встречал.

Плясовских опустил голову, чтобы скрыть, что ничего не понимает в словах профессора. От Грениха это не ускользнуло, он с сожалением покачал головой и еще раз ощупал лицо и голову Карла Эдуардовича. А потом перевернул его на бок.

– Боюсь, версия о летаргии трещит по швам. Вся кровь начинает опускаться к наиболее выступающим точкам тела снизу, – обратился он к Аксенову – тот, кажется, понимал в манипуляциях Грениха больше, чем начальник милиции, – указав на ягодицы и лопатки пациента, надавив на бесформенное пятно чуть ниже подмышки. – Видите? Я надавливаю…

– И пятно не исчезает! – звонким голосом подхватил Домейко, который крутился рядом. Аксенов понимающе качнул головой.

– Потому что это имбибиция уже начала проявляться, увы, – продолжил Грених. – Слабая, но она есть.

– А имбибиция – это последняя стадия образования трупных пятен на мертвой плоти? – поправляя фуражку, спросил младший милиционер.

– Домейко, ну-ка не мешай, отойти, – вскинулся Плясовских.

– Она самая. – Константин Федорович вернул покойника на спину и вновь склонился к голове. Тщательно проверил все кожные покровы от лба до пят, вернулся к лицу, попросил Аксенова подать шпатель, заглянул в глотку.

– Никаких особых запахов, кроме алкогольных и характерного для курительных наркотиков растительного происхождения. Нет ни ожогов, ни других примечательных следов.

– Смерть в результате превышения дозы… Ну? – полувопросительно, с ноткой нетерпеливого утверждения выговорил Плясовских. И, засунув руки в карманы брюк, чуть качнулся на каблуках сапог, сделав мину, мол, что же вы, профессор, так возитесь, причина смерти очевидна, давайте скорее свой вердикт.

– Да, согласен. Расширенные зрачки, его возбужденное состояние при последней нашей с ним встрече говорит об употреблении гашиша. Но смертельные случаи при таком отравлении все же не столь часты, Аркадий Аркадьевич, как нам хочется. Надо поглядеть на эту травушку. Что-то к ней примешано… Кроме того, у него был жар! Я обратил тогда внимание на странность сего симптома, не имеющего к наркотику никакого отношения. Его трясло в лихорадке. Возможно, обезвоживание тому поспособствовало. Жар от курительных смесей не возникает. Напротив, температура тела падает, как и артериальное давление…

И Грених опять вспомнил про графин с подозрительной водой. Но отмахнулся от мысли, что в нем был яд, поскольку приступ Кошелева миновал у него на глазах. Он сам подтвердил, что ему стало лучше. Таких ядов не существует, чтобы наступило облегчение, а через несколько часов – смерть.

Грених стал изо всех сил шлепать Кошелева по лицу, потом раскачивать, едва не уронил на пол, сложил ладони рупором и прокричал в самое ухо его имя трижды.

С каменным спокойствием он выпрямился, не удостоив и взглядом вздрогнувших и вытянувшихся в удивлении присутствующих, и указал на бутылку с формалином, дабы Аксенов сбрызнул раствором перчатки. Тот поспешил исполнить немую просьбу профессора.