Синдром Гоголя

– Что Ася? – гаркнул на нее Грених, мгновенно заставив выпрямиться. Лицо вдовы в обрамлении разметавшихся коротких волос, делающих ее похожей на пойманную англичанами Жанну д’Арк, было таким несчастным, что Константин Федорович не мог не смягчиться. – Что было дальше? Офелия Захаровна, соберитесь.

– Сами увидите! Комната в грязи, комья глины повсюду, следы рук на стенах и стеклах окон, на зеркале. И она вся в грязи. И сорочка задернута… по постели разметалась, волосы спутаны. На подушке и грязь, и кровь вперемешку, на простынях – тоже. Чем-то тяжелым ударил по голове и, кажется… надругался.

– Она в сознании? Она жива? – вскричал Грених. – Вы же медик, Офелия Захаровна! Что ж вы бегаете по городу? Первую помощь оказывать кто будет?

– Аркадий Аркадьевич приехал, ее посмотрел… Я не смогла… не смогла… Да, медик! Но это ведь не безымянный труп в анатомическом театре, а Асенька! Он сказал, что дышит, но трогать не велел. Тотчас к вам отправил. Лучше вы… лучше к вам…

– Ну вы даете, гражданочка! – вскипел Грених, дивясь трусости медички и странному решению Плясовских. – Чему вас только учили?

Раздалось заветное и спасительное «пр-руу», кобылка встала у калитки. Грених соскочил со ступеньки и бросился в дом. Вода еще не вся впиталась в почву, на дорожке всюду распростерлись лужи, отражавшие утреннее небо. И что-то заставило Константина Федоровича остановиться, глянуть за плечо.

С облучка коляски соскочила Майка, засунула руки в карманы штанишек, оттопырив полы пальто, и деловито прошагала мимо Грениха. Ее ботинки энергично опускались в черную гладь луж и столь же энергично поднимались, тянули за собой длинные нити струй дождевой воды, носком она старалась подцепить мокрые листья и подбросить их повыше. Она вышагивала, как солдат, нарочно высоко поднимая ноги, чтобы кругом было больше брызг.

– Что ты здесь… – начал Грених с придыханием и закашлялся, не договорив.

– Я с тобой.

– Детям нельзя. Я к пациенту.

– Я – будущий пионер, мне можно, – вскинула руку ко лбу и исчезла за застекленной дверью веранды.

Но там ее за ухо поймал Плясовских. Грених успел добежать до крыльца и увидел, как этот приземистый, широкоплечий лапотник в серой гимнастерке едва не поднял девочку над полом и громко отчитывает. И тут такое негодование обуяло Грениха. Он ворвался на веранду и со всего размаху хлопнул дверью.

– Оставьте ее, – не разжимая стиснутых челюстей, прошипел профессор. И так страшно глянул на милиционера, что тот мгновенно исполнил его просьбу. Майка прижала руку к уху, другой показала Плясовских кулак и бросилась в утопающую в цветах и гербариях гостиную.

Под красноречивым, испепеляющим взглядом профессора милиционер, не зная, куда себя деть, отодвинулся, покорно давая дорогу. Сзади подоспела и Офелия. Она замерла в недоумении в дверях, когда профессор осадил начальника милиции, и не решалась войти. Озадаченная грозным видом одного и недоуменным выражением лица другого, чуть приблизилась, но ничего не сказала. Не стала и о ребенке, соскочившем с облучка, спрашивать, тотчас поняв, что он с Гренихом. Молча указала путь через гостиную к спальням и тихой тенью скользнула следом.

Майка встретила Грениха в комнате Аси, демонстративно встала рядом с отцом полноправной хозяйкой ситуации. Поняв, что профессор действует принципиально наперекор милиционеру, почувствовала себя вольготно.

– Меня обижать нельзя, – шикнула девочка начальнику милиции. – Когда я реву, в мире происходят катастрофы. Видали, какой вчера был дождина? Так это все я – за папку переживала.

Грених уже шагнул за порог, когда голос Майки заставил его бросить взгляд на нее. Увидев недоуменно-опешившее выражение лица милиционера, он внутренне усмехнулся. Плясовских еще не видел, как Майка одним ударом каблучка ломает дилижансы.

Комната девушки, из которой, видно, по совету профессора вынесли все горшки с цветами, казалась теперь пустой и неуютной и к тому же вся была перепачкана в грязи. Разводы на обоях, комья глины на ковре, на простынях в цветочек, даже на письменном столе с книгами. Но подоконники, теперь уже без адениума, были чисты – следов никаких Грених не обнаружил. Рамы наглухо заперты изнутри, отпечатки грязных прикосновений лишь по ту сторону стекла. Стало быть, негодяй проник через дверь. И коль так в комнате насорил, то на пути своем тоже должен был оставить признаки своего вторжения. Но ничего такого Грених не встретил… Странно.