Синдром Настасьи Филипповны

— Такие деньги мало у кого найдутся сразу, — возразила Элла. — Зато меня вы уже знаете. Я не обману.

— Это ты, девочка, жизни не знаешь! Да у меня ее с руками оторвут!

— Я заплачу тысячу, — сказала Элла в полном отчаянии. Заработать тысячу рублей — это ей надо было полгода трудиться и ни копейки не тратить на себя. И то, если очень повезет. Но не отступать же! — А пока возьмите триста. И давайте машинку.

— Ишь, какая ушлая! — покачал головой мастер. — Ладно, бери. «Москву» свою притарань. Я ее на запчасти разберу.

— В зачет пойдет? — осведомилась Элла, сама удивляясь, откуда у нее взялись такие базарные замашки. Не иначе как школа Марека сказалась.

— Ладно, скину пятьдесят, — согласился мастер.

— Сто, — сказала Элла. — Ее переть сюда — очуметь можно.

— Пятьдесят, — повторил мастер. — Не стоит она стольника.

— За пятьдесят приезжайте к нам на Миклухо-Маклая, — пригласила его Элла, — и тащите ее сами.

— Больно надо, — усмехнулся он. — Сама привезешь. Куда ж ты денешься? Для тебя и полтинник — большие деньги.

Элла ушла из мастерской, унося с собой за удобную ручку веселый рыжий чемоданчик тисненой кожи. Ей казалось, что она купила щенка. Друга на всю жизнь.

Так и вышло. С «Эрикой» она удвоила производительность. Но Элла страшно боялась, что машинку могут украсть, и стала сдавать ее комендантше на хранение. Это стоило ей лишнего рубля в день, да и доверия комендантша не внушала. За стольник она могла соблазниться и отдать машинку кому-нибудь… Словом, новый друг стал для Эллы постоянной головной болью.

Но тревожилась она напрасно. Комендантша хорошо умела считать и понимала, что синица в руках — верные шестьдесят рэ в месяц, как с куста! — лучше одноразового стольника.

«Москву» Элла отвезла в мастерскую, попросив у своей соседки Суан Мин крепкий брезентовый рюкзак, и бдительно проследила, чтобы мастер вычеркнул из ее задолженности полтинник.

Студенты Университета дружбы народов делились на богатых и бедных. Богатыми были представители стран Варшавского договора, многие арабы, некоторые выходцы из Африки и Латинской Америки. Самыми бедными были вьетнамцы и афганцы. Но беднее всех была москвичка Элла Королева. У Суан Мин хоть рюкзак был.

С соседками по комнате Элла старалась ладить, хотя все они были очень разные. Бедной Суан Мин с трудом давался русский язык. Ее вьетнамское горлышко было не приспособлено для произнесения длинных слов вроде «усовершенствование». Ей не хватало дыхания, приходилось говорить по слогам в два-три приема. Элла старалась помочь ей чем могла. Суан Мин готовилась поступать на медицинский факультет.

Практичная Карола Зигель готовилась поступать на экономический. Она уже прилично говорила по-русски: учила язык еще в средней школе у себя, в ГДР. Элла и ей помогала, но в обмен на занятия немецким.

— Немецкий язык очень трудный, — пыталась отговорить ее Карола.

— Немецкий язык — один из самых древних в Европе, — возразила Элла. — Он основан на системе правил. Надо только выучить правила.

Она принялась учить немецкий, и вскоре он сослужил ей добрую службу.

Кубинка Ампаро Муньес была легкомысленной лентяйкой и хохотушкой, думала только о мальчиках, тянула Эллу с собой на танцы. Она приехала по целевой программе — поступать на аграрный факультет, но мысли о выращивании сахарного тростника посещали ее редко. Элла раздобыла в библиотеке самоучитель испанского, справедливо рассудив, что он близок к французскому, и грех было бы его не выучить. Заниматься с ней Ампаро было лень, и она помогала главным образом тем, что приносила одолженную у земляков газету «Гранма» да дешевые американские детективы в бумажной обложке, переведенные на испанский, но Элла и за это была благодарна.

Она сама не понимала, откуда у нее берутся силы, но изучала одновременно три языка, «подхалтуривала» на машинке и читала запоем. На танцы не ходила: и не хотелось, и не в чем было. Больше всего она мечтала поскорее расплатиться с висевшим на ней долгом. И тут ей привалила неожиданная удача.

Как-то раз, уже в самом конце подготовительного семестра, к ней подошел молодой преподаватель, специалист по науке, вероятно, имевшей отношение к ее предкам: африканистике. Элла ко всем мужчинам относилась настороженно, но этот вежливый молодой человек с золотисто-каштановыми волосами и глазами цвета «лесной орех» ей понравился.

— Лещинский, — представился он. — Феликс Ксаверьевич.

«Ну хоть не Эдмундович», — мысленно усмехнулась Элла.

Лещинский как будто угадал ее мысли.

— Я Феликс, но не Железный, — улыбнулся он. — Вы, говорят, берете тексты на перепечатку?

При этом он окинул ее взглядом, но необидным, не оценивающим, как Марек Пясецкий, — а полным восхищения.