Синдром отсутствующего ёжика

Плохо соображая, что мне делать, я снова влезла в свои туфли и, подхватив чемодан, открыта входную дверь. В этот момент дверь с кухни распахнулась. И тот, с кем я решила не общаться, чтобы не причинять себе липших страданий, кому я решилась все рассказать об Ийке, кто не захотел (или не смог?) со мной говорить вчера вечером, вышел из моей кухни, сворачивая на ходу газету.

– Здравствуй, Саша, – сказал Кротов, потянулся и даже зевнул. – Извини, не спал почти всю ночь.

– А где Ийка? – спросила я, видя, что кухня пуста, а на столе стоит одна большая чашка, из которой, видимо, Кротов пил кофе. В кухне приятно, подомашнему пахло кофе.

– Спит, – он кивнул на прикрытую дверь во вторую комнату.

Я быстро скинула туфли и пошла к ней. И остановилась. Посреди большой комнаты боком стояло наше австрийское пианино.

– Извини, не успел придвинуть к стенке, – объяснил Кротов, входя за мной. – Ийка сразу легла спать, боялся ее разбудить.

– Это наше пианино? – глупо спросила я, остановившись у инструмента.

– Да, это ваше пианино, – улыбнулся Кротов и взял меня за руки, разумеется, за запястья, так, чтобы сразу почувствовать, как забилась у меня кровь под его руками.

– Я…

Я смотрела в его лицо и чувствовала, что у меня кружится голова, но вовсе не оттого, что он рядом, а оттого, что меня раздирают противоположные чувства, и они сменяются слишком быстро, чтобы успевать с ними справляться. Я аккуратно освободила руки и кивнула в сторону маленькой комнаты:

– Пойду посмотрю на нее.

– Конечно. – Он побратски взял меня за плечо и, не спрашивая, надо ли мне это, пошел вместе со мной.

В нашей маленькой комнате, которую я вынужденно освободила для Гриши, спала, свернувшись клубочком и положив руки под щечку, Ийка. Она спала без подушки, просто положив голову на низкий диванный валик, но была заботливо прикрыта пледом.

Ийка, моя Ийка, моя маленькая, беспомощная, глупая Ийка, моя нежная, глупая, не очень сильная, доверчивая девочка…

Я присела перед ней на полу. Закрытые, чуть припухшие веки ее подрагивали, я отчетливо рассмотрела темные синяки у нее под глазами, как будто она много плакала перед тем как уснуть или не спала несколько дней. Личико еще больше похудело, сильно обозначился подбородок, на котором я разглядела уже подсохшую ссадину. Я осторожно поцеловала ее в лобик, прикрыла повыше пледом и встала, оглянувшись на Кротова. Он смотрел на меня со спокойной и совершенно довольной улыбкой.

– Пойдем, – он поманил меня рукой. – Ей надо выспаться.

Ничего себе – это он говорит мне! Некоторое раздражение, поднявшееся у меня, относилось к тому, что мне сейчас както трудно было разделиться на маму и на женщину, которая когдато, теперь уже очень давно, влюбилась в Кротова. Мне, наверно, надо было побыть одной… Но казалось, что Кротов уходить никуда не собирается. Мало того, он опять очень посвойски приобнял меня за плечи и повел на кухню.

– Может, перекусим? Правда, есть почти нечего, но можно сварить макароны, в холодильнике есть сыр, – предложил он бодро и показал мне на ванную: – Помой руки, а то ты както растерялась.

– Ну да, растерялась… – кивнула я. – Ты мне все расскажешь? Откуда взялось пианино, например…

– Про пианино – в первую очередь! – рассмеялся Кротов.

Я посмотрела на него, чтобы понять, чем же он так доволен. Наверно, тем, что выполнил мою просьбу. Но главноето – впереди. Мне еще предстоит встречаться с Хисейкиным, какимто образом отдавать ему деньги…

Когда я вышла из ванной, в задумчивости прихватив с собой полотенце, в дверях маленькой комнаты стояла Ийка.

– Мама… – только и сказала она и стала плакать.

– Ийка… – я бросила полотенце, быстро подошла к ней и обняла. Ийка прижалась ко мне всем своим тоненьким, хрупким тельцем, и я ощутила в тот момент, что мой недостающий, потерявшийся и очень важный кусочек вернулся на свое место. Все вернулось на свои места. – Иечка, ну, не плачь больше, малыш… Теперь все будет хорошо…

Я села на диван, Ийка – рядом со мной, положив голову мне на колени, и тут же я почувствовала у себя на руке и на коленке ее слезы. Моя маленькая бедная девочка… Я чуть обернулась, услышав, как сзади скрипнула половица. Вообщето была уверена, что Кротов потихоньку отправится сейчас домой или на службу, и мы потом созвонимся, и я его поблагодарю… Но он просто вышел из кухни и встал рядом с нами.

– Ну вот, – сказал он и солнечно улыбнулся, – ради этой счастливой минуты стоит бегать по кустам с пистолетом.

Я тоже улыбнулась. Пожалуй, мне все же хотелось, чтобы он остался, но еще больше хотелось, чтобы он сейчас ушел. И чтоб мы сели с Ийкой на кухне, друг напротив друга, я бы ее кормила, глядя, как она ест, вскидывая на меня глаза и громко глотая чай, и как розовеют ее осунувшиеся щечки…

– Ну, пойдем? – спросил Кротов. – Вода сейчас закипит, я потер сыр, как смог, вообщето я по этой части не очень…

Я поцеловала Ийку и заправила намокшие от слез прядки волос ей за ушко.

– Пойдем, – сказала я. – Иечка, ты ведь познакомилась с Андреем Алексеичем?