Синдром отсутствующего ёжика

Я стояла и смотрела, как мужчина накинул широкий брезентовый ремень на пианино, протянул его снизу и снова накинул, как подхватил пианино, кивнул парню, тот приподнял со своей стороны… Я вдруг вспомнила, как сидела за этим пианино перед своим выпускным концертом в музыкальной школе и плакала – как же мне не хотелось заканчивать школу! Она отнимала невероятное количество времени, но там была такая прекрасная атмосфера, и подружка Ксения, и моя любимая преподавательница по фортепьяно, Елена Михайловна, очень полная, смешливая, голубоглазая, с хрустальным светлым голосом и большими красивыми руками, которыми она могла сыграть все что угодно как будто шутя. Елена Михайловна любила играть со мной в четыре руки и петь, и иногда, прервав урок, могла сесть на ученическое место и самозабвенно пропеть остаток занятия… А я, зачарованная ее легким волшебным голосом, слушала, сидя за огромной спиной, обтянутой синим шелковым платьем. Она казалась мне живой музыкальной горой, теплой, доброй, слегка колышущейся в такт пению, а я сама – гостьей, про которую гора, к счастью, забыла…

Может, не надо было продавать его? Это же кусочек моей собственной жизни, мой детский инструмент, за которым я провела столько часов. Но «Зарю», когдато сюрпризом подаренную Ийке на день рождения ее двоюродными дядями, которых она больше никогда не видела, вообще вряд ли бы кто купил, так что…

Дядька с парнем тем временем пронесли пианино через большую комнату и стали с трудом протаскивать его через входную дверь. Коекак прошли и бодро потопали к грузовому лифту. Когда раскрылись двери лифта, я, ничего не понимая, спросила:

– Простите, а деньги вы оставили гдето в комнате?

– Деньги… – Дядька взглянул на меня, точнее, быстро скосил глаза в мою сторону.

Нет, пожалуй, он действительно просто косит от природы, и ничего больше. Мне все это кажется – подозрительный взгляд, манеры, как у хорошего артиста в телевизоре, виртуозно играющего матерого зэка…

– Извините! Забыл. Хочется побыстрее… Сейчас… – Он неловко повернулся и охнул. – Давайте мы уж вниз спустимся… тяжесть такая… – Он с трудом развернулся к кнопочной панели в лифте. – Вы приготовьте пока сдачу…

– Сдачу?

– Ну да, у меня пятьсот евро. Хотите, вот возьмите, в кармане, переднем, в брюках, – сказал он, когда двери лифта уже закрывались.

Но даже если бы они, наоборот, открывались, я бы в переднем кармане его брюк копаться точно не стала. Можно наткнуться на чтонибудь неожиданное… Странный всетаки дядя.

Пока я думала, пошутил ли он насчет брюк и где мне искать ему сдачу, и как пересчитать евро на доллары, раздался звонок. Звонила Ирка.

– Что делаешь, Сашуня? Чтото совсем пропала… Позвонила тогда, два слова сказала и все…

– Привет! Что делаю… Ищу сдачу с пятисот евро!

– У тебя появились деньги? – с сомнением спросила моя подружка.

– Слушай, давай я тебе перезвоню минут через десять, а? Просто… я тут пианино продаю…

– Пианино? Какое? Не австрийское, надеюсь?

– Его… – вздохнула я.

На самом деле Ирка позвонила вовремя, я как раз сегодня к вечеру поняла, что созрела для разговора с близкими и родными об Ийке. И хорошо даже, если я первой расскажу Ирке. В ней есть некая мощная жизнеутверждающая основа, позволяющая ей во всех ситуациях надеяться на лучшее, причем на самое лучшее.

Но сейчас Ирка заволновалась:

– С ума сошла! Зачем? Вот какая, а! И не посоветовалась! Ты ж такая шляпа! Да я бы лучше попросила Филимончика, он бы мне подарил твое пианино на день защиты любимых жен… Я такой день теперь каждую неделю устраиваю. Знаешь, как мужчине полезно!

– Ну, все уже, Ирка, поздно. Унесли пианино. Теперь только сдачу надо найти покупателю.

– Но я надеюсь, ты дорого его продала? Подожди, ты говоришь, сдачу с пятисот евро? А за сколько ты его продалато? За четыреста восемьдесят, что ли?

– За триста долларов.

– Подожди! Не продавай! Беги за ним, скажи, что… Ну, не знаю что… Скажи, что передумала! Давай лучше я его у тебя за пятьсот куплю! Да и вообще, его оценить нужно, может, оно и дороже стоит… Черт, Сашка! Что там у тебя происходит?

– Ириша, ну… уже поздно.

Разговаривая с ней, я пыталась в окно рассмотреть, как дядька с парнем грузят мое пианино. И почемуто ничего не видела. Ни фургона, ни людей. Может, он припарковал машину гдето сбоку? Было уже темно, и дальше во дворе видно было плохо, у следующего подъезда не горел фонарь…

Я отложила трубку и вышла на балкон. С балкона было видно гораздо лучше, но тем не менее никакой машины я не увидела. Не могли же они сквозь землю провалиться с моим пианино и пятьюстами евро, с которых непонятно как я буду давать сдачу. Лучше пойти вместе с ним, разменять на рубли… Да, точно! Можем даже подъехать к какомунибудь магазину в его фургончике.

– Гришка, одевайся быстро! – велела я мальчику, который неотступно следил за мной.

И сама накинула куртку и влезла в сапоги. Действительно, было бы легкомысленно отпустить его разменивать деньги одного. Надо доверять людям, и хороших людей гораздо больше, чем плохих, но все же…