Синдром отсутствующего ёжика

– На сколько дней вы рассчитываете? Он скучает о вас, собирается домой чуть что.

– Даа? – Она опять невпопад рассмеялась, видно, жених отправился за ней на кухню и ухватил за чтонибудь. Лиля перевела дух, и еще перевела дух, и даже ойкнула. Какие уж тут детки, когда сегодня все так в жизни складывается – упоительно и непредсказуемо…

Я положила трубку, не очень желая слышать продолжение. Справит нужду жених в свое удовольствие денек, другой, третий, и наверняка вспомнит, что гдето его самого ждут голодные детки и заплаканная жена. Может, в Твери, может, в каком ауле, а возможно, и на соседней улице. И пойдет чужой папка домой, пряча глаза от растерзанной и обманутой Лили.

Так, ну что ж. Надо отдавать второе пианино Ленке, срочно, и не повторяя своих роковых ошибок, устраивать Гришу в нашей маленькой комнате. Перетащить туда Ийкин диванчик… Нет! Не надо укладывать больше его на Ийкином диванчике, как будто она уже не вернется домой. В той комнате есть раскладывающееся кресло, широкое, достаточно жесткое, еще советского производства, со стальными кронштейнами, проживет сто лет как минимум. Вот из него я Грише диванчик и сделаю, уютный и его собственный. Наверняка еще пригодится, дорожкато протоптана…

Ленка, как часто бывает в таких случаях, позвонила сама. Я заметила – стоит начать думать о какомто человеке, думать направленно, как будто зацепляя мыслями, и он объявляется, словно его позвали.

– Ну, как ты, мать? Прочухалась? – Ленка говорила хрипло, но была трезвой.

Я поняла, что Ленка хотела спросить, как у меня дела и не плачу ли я больше, сидя на засыпанной снегом мусорке, которую зимой легко спутать с тумбой для цветов.

– Ничего, нормально. Ты пианино будешь забирать?

– Пианино? А когда?

– Да когда сможешь, тогда и забирай. Лучше побыстрее.

– Ой, тогда же надо машину, грузчиков! А сколько это может стоить? Не знаешь?

Ну вот, опять двадцать пять. Сейчас мне придется заплатить, чтобы мое личное пианино, очень хорошее притом, ктото забрал. И я бы заплатила, чтобы освободить большой угол в маленькой комнате, только у менято у самой пятьдесят два рубля до получки осталось. А получка – через десять дней… Есть, конечно, остатки «летних» денег на книжке… Но ведь лето близко! Да и Ийке опять может чтото понадобиться в ее новой жизни. Нельзя выгребать все до последней сотни.

– У тебя же много друзей, Шабалкина, найди когонибудь, а! – в сердцах сказала я. – Пианино ведь можно просто на какойнибудь тележке к тебе перевезти… Знаешь, дворники сейчас с такими ездят… А у меня есть бутылка коньяка, маленькая, правда, и еще бутылка финского ликера, мне дарили на Восьмое марта, вот друзей твоих и отблагодарим, когда перетащат…

– Коньяка? – быстро переспросила Ленка, не дав мне договорить. – Тогда я сейчас приду!

– Ээ, нет уж! – засмеялась я, поняв, что Ленка тут же навострилась выпить и поговорить, рассказать все что знает – об одноклассниках, о себе самой, о политике и фигурном катании, об обиженных злыми женами мужьях, ночевавших у нее в прошлом месяце. – Сначала найди грузчиков с тележкой или «Газель», а потом уж приходи.

– А ты сейчас занята, да? – на всякий случай уточнила тут же приунывшая Ленка.

– А я занята. Иду делать прививки от кори. Тебе не сделать?

– Нее, не надо! – вполне серьезно отказалась Ленка, не сообразив, что прививки делает медсестра в отдельном кабинете детской поликлиники.

Я со вздохом простилась с Ленкой, практически уверенная в том, что пианино она не заберет. Придется мне звонить Соне, собирающейся забрать пианино «на следующей неделе» уже года три, и выслушивать, на какой стадии сейчас ее отношения с первым мужем и что при этом чувствует второй.

«А повешука я объявление!» – вдруг подумала я. К примеру, около музыкальной школы, мимо которой каждый день хожу на работу. Вдруг ктонибудь купит мое пианино? Если Ленка не заберет в ближайшие дни, то я его продам. А она не заберет – на машину и грузчиков нужно как минимум полторы тысячи – думаю, сумма нереальная для моей бедовой одноклассницы. Поверить же, что ее дружки вдруг поднатужатся и потащат пианино по лестнице, трудно – да они лучше к Ленкиной подружке выпивать пойдут сегодня, чем надрываться с тяжестями.

Впрочем, возможно, за годы одиночества, которое я никогда одиночеством не считала, я разлюбила мужчин. Либо никогда их особенно не любила. Так, чтобы на них надеяться, о них рассказывать, заботиться и таять в их присутствии. Слишком больно и унизительно когдато исчез из моей жизни Хисейкин, и шрам этот так и не прошел.

Я написала от руки несколько объявлений и позвала Гришу:

– Одевайся!

– Домой? – обрадовался Гриша. Не могу сказать, что он подскочил к вешалке и сразу стал одеваться, торопясь побыстрее побежать домой, но глаза его повеселели.

– Нет, Гришенька, у мамы… ремонт. Выключены батареи. Очень холодно в квартире. Туда пока нельзя. Мы пойдем с тобой погуляем.

– А как же она спит? В одеяле?

– Да, – кивнула я. – В одеяле.