Синдром отсутствующего ёжика

Так уж мне хотелось, чтобы Иечка не знала отказа хотя бы в главном – в еде, в книжках, в одежде, в летних поездках на море, чтобы у нее всегда была возможность говорить и думать: «А вот мой папа!..» Так права я была или нет? Ела Ийка все равно плохо, и не знаю, так ли уж часто хвасталась отцом… Только выросла моя дочка в совершенно перекошенном, неправильном, изувеченном компромиссами мире. И не понимает теперь, где верх, где низ, что хорошо, что плохо, а что – очень плохо, невозможно, так, как просто не должно быть.

Глава 13

Меньше всего мне хотелось заходить в ту клинику. Но это был самый реальный способ увидеть Хисейкина. Он, видимо, как раз собрался домой, и, задержись мы еще минут на десять, я бы его не застала.

В легком твидовом пальто, с небрежно наброшенным клетчатым шарфом он выглядел очень респектабельно. Вид портили черные маслянистые волосы, как будто еще больше поредевшие и открывшие череп с того раза, как мы виделись в последний раз. Хисейкину пришлось криво улыбнуться – нас видела администратор и несколько человек, стоявших около кассы, чтобы оплатить какието услуги.

Хисейкин стремительно прошел мимо нас на улицу, бросив на ходу:

– Здравствуйте, Саша. Как у вас выросли детки!

Я только вздохнула и, подтолкнув замершего Гришу, вышла за ним на улицу.

Хисейкин не убежал, стоял у крыльца своей клиники и разворачивал жвачку.

– Подрабатываешь? – кивнул он на мальчиков, засовывая жвачку в рот.

– Ийка пошла в школу? – не отвечая, спросила я, подхватив на руки крутившегося на одной ноге и уже пару раз падавшего на месте Владика.

– Зачем ей школа, Саша? Ты же сама все знаешь. Куплю я ей аттестат. Выйдет замуж, будет хвастаться, что окончила с отличием среднюю школу. Больше ей и не нужно.

– Ты зачем ее позвал, Вадик?

– Я тебе уже объяснил зачем – чтобы жизнь другую понюхала. И потом. Она – хорошая няня, очень старательная. Если бы не Мариша, я бы ее и не выгонял никуда…

Он покрутил кольцо на безымянном пальце, а я вспомнила, как ранило меня это кольцо в первые годы после нашего развода. Он женился на Марине сразу, сразу и кольцо надел, семафоря всему миру о своей порядочности. Когда мы были женаты, он даже и слышать не хотел ни о каком кольце, четко объясняя мне, что потеряет его в первом же «сортире»…

Я усилием воли отвела глаза от его кольца, доставившего мне в свое время столько неприятностей.

– Послушай, Вадик. Я не знаю, что ты там наобещал Ийке и почему она ушла из дома…

– Ушла, потому что ты – плохая мать и неудачница, ничтожество. Она ушла туда, где теплее. Это нормально. Это позиция здорового человека, – улыбнулся Хисейкин.

– Хорошо, – кивнула я и опустила энергично качающегося у меня на руках Владика на землю. Краем глаза я увидела, как Гриша покровительственно взял его за плечо, и мальчики чуть отошли в сторонку. – Но ты запомни – если… Если Ийка не будет ходить в школу или ты сделаешь ей чтото плохое, я…

– Что, Саша, ты мне тогда сделаешь, а?

– Что сделаю?… – Я посмотрела на его сильно потемневшее с возрастом лицо, странно искривленное сейчас улыбкой, и вдруг поняла, что ответить мне ему на самом деле нечего. – Ты не имеешь никакого права так распоряжаться ее жизнью! Я… подам на тебя в суд!

Хисейкин засмеялся. Он смеялся так долго, что я успела рассмотреть огрызок черного коренного зуба. Наверху, слева, шестой зуб – машинально отметила я про себя, а вслух сказала:

– Тебе надо вставить зуб, Вадик. Очень некрасиво.

Мой бывший муж поперхнулся и смеяться сразу перестал. Я же продолжила, чувствуя, как у меня от ненависти сами собой сжимаются кулаки. Рефлекс, правильный рефлекс, древний, проверенный поколениями предков.

– Я тебя, Вадик, убью. Просто приду и убью. Ты слышишь меня?

Он уже пришел в себя и попробовал ответить мне в моем же тоне:

– Ты… ты заткнись лучше!

– Это ты заткнись, Вадик, – сказала я, вдруг ощущая силу на своей стороне. Он мог унижать меня, недолюбливать, испытывать ко мне неприязнь, равнодушие, пренебрежение – все что угодно. А я его ненавижу. Понастоящему, не пытаясь обманывать саму себя, с некоторых пор разрешив себе ненавидеть. И это мощное оружие. Такое же, как любовь.

Он, наверно, чтото почувствовал, потому что странно замер, очень внимательно в които веки посмотрев мне в глаза. Попытался чтото еще произнести, не получилось – подвел голос. Тогда он прокашлялся и все же сказал:

– Только попробуй мне еще угрожать!

Я кивнула:

– Угрожать больше не буду. Я тебя предупредила. Ия должна закончить школу, сама закончить, без купленного аттестата. А работать прислугой не должна. И нос без моего разрешения резать ей не смей. Ты все понял? Иначе твой собственный нос будет лежать у тебя в кармане. Даже если ты наймешь себе трех охранников. Мне терять нечего.