Синдром отсутствующего ёжика

В отделение я все же пошла, из природного любопытства – мне было очень интересно увидеть, как составляется фоторобот. Наверняка то, что показывают в фильмах, как обычно, окажется мало похожим на правду. Но, к моему удивлению, все оказалось и похоже, и очень просто. Только просидели мы за компьютером часа полтора, пытаясь из отдельных частей лица составить портрет мошенника, который так легко обвел меня вокруг пальца. И просидели, к сожалению, не с Кротовым, а с каким-то скучным, толстым, сопящим капитаном, который все пытался курить, а я умоляла его еще чуть-чуть подождать, потому что и сама не выношу запаха дыма и, главное, мне было жалко обоих мальчиков, которых, естественно, пришлось взять с собой. И вчера, и сегодня, первым делом, как только освобождалась, я забирала Владика от родителей, зная, какая это неимоверная для них нагрузка, хотя и мама, и папа уверяли меня, что они только рады повозиться с малышом.

Когда на мониторе наконец появился очень похожий на моего злодея дядька (только все никак не получалось нарисовать, вернее, подобрать из имеющихся клише, его главный отличительный признак – легкое косоглазие), пришел Кротов. В комнате сразу стало заметно светлее, мальчики, уже порядком уставшие, заорали еще энергичнее, пытаясь привлечь внимание Андрея Алексеича, а я почувствовала, как в меня словно вдохнули жизни. Мне просто стало хорошо – ни от чего… Как пели бабушки, постукивая каблучками-рюмочками, – «оттого, что ты прошел по пе-ре-у-лку…» Или вроде того. Я выпрямила спину, мне захотелось подтянуться, встать, может быть, даже подпрыгнуть, что-то спеть… Я, конечно, ничего такого не сделала, только улыбнулась и помахала рукой Кротову.

Он же, опытный ловелас, стремительно прошел по комнате, не давая мне опомниться, приобнял за плечи и поцеловал в щеку.

– Здравствуй, – сказал он так, будто мы расстались вчера вечером. Он уехал на кабриолете, а я осталась сидеть в спутанных простынях, еле дыша и ослабев от любви.

– Привет! – ответил Владик и подбежал к нему. – Покатаешь меня на велосипеде?

– Непременно! – улыбнулся Кротов и подбросил Владика пару раз в воздух.

Я увидела, как тут же заревновал Гриша и, надув губы, стал что-то рисовать, прямо на столе, под которым они только что бесились с Владиком.

Уже зная ощущение, тут же, как только я увидела Кротова, овладевшее мной, я даже не стала сопротивляться. Все вокруг стало нереальным и необязательным. Предметы потеряли четкую форму, исчезли посторонние звуки. Я видела и слышала только его. Хотела дотронуться до него, прижаться, взять за руку. Я хотела этого так, что мне даже стало нехорошо.

– Откройте окно, пожалуйста, пошире, – попросила я Кротова. – Мы здесь уже давно.

– Да вот я не успел! Сидел в засаде…

Я с сомнением посмотрела на его чистые ботинки. Правда, сегодня он был одет скромно и незаметно – черные джинсы, серый свитер. Но представить, что чистый, весь светлый, свежий Кротов сейчас сидел в каком-то грязном подъезде под лестницей или в кустах, или… Где еще бывает засада? Наверно, я очень выразительно посмотрела на него, потому что он вдруг пояснил:

– Сидел в машине четыре часа, ждал одного… ловкого человечка. Прочитал книжку два раза, туда-обратно…

– А человечек не мог при этом быстро прошмыгнуть мимо? – спросила я, глядя, как молча ухмыляется толстый капитан – знает, наверно, проделки Кротова, как он обольщает всех мало-мальски симпатичных дур, приходящих в отделение.

– Мимо меня? Да ни в жизни! – ответил Кротов, сел напротив меня, вытянув ноги под столом и случайно коснувшись моей ноги.

Меньше всего мне хотелось убирать свою ногу. Но не могла же я, в самом деле, как дура, таким образом кокетничать с мало знакомым мне человеком – тереться ножками под обшарпанным столом в кабинете, где на одной стенке висит портрет лукаво улыбающегося нынешнего президента, а на другой – плакат с подробной схемой разборки стрелкового оружия?

Я с искренним сожалением отодвинула ногу, по которой уже бежали острые и приятные мурашки, щекоча и веселя все остальное тело, отчаянно жаждущее прикоснуться к Кротову и долго-долго не расставаться с ним.

– Так, ну и что мы имеем? – спросил он, как будто не замечая моих нервных маневров.

Впрочем, не исключаю, что все мои мурашки очень умело прятались. Скрытность и внешнее равнодушие моей дочери – уж точно не от Хисейкина, напоказ и бурно реагирующего на все, жизнедеятельность его организма откровенна и всегда понятна.

– Похож? – спросил меня Кротов и так надолго задержался глазами в моих глазах, что у меня перехватило дыхание.

Я кивнула и только потом с трудом ответила, заставив себя посмотреть на большую коричневую рамку портрета президента. Раза четыре проведя взглядом по четырехугольнику рамки, я спокойно сказала:

– Не очень. Глаза не получаются. У него глаза все время в сторону и вниз смотрели. Как будто косили.

– Ясно. А мы сейчас… Петрович, дай-ка я… Сейчас мы это скопируем… – Кротов ловко потыкал мышкой, что-то переключил и, к моему удивлению, стал очень четко и хорошо рисовать. – Вот так?

Я неуверенно кивнула: