Синдром отторжения

– А она-то с чего хочет перевестись? – спросил он. – У нее ж вроде хорошо все, оценки получше, чем у нас, и это… – Виктор толкнул меня локтем, – никаких пересдач.

– Не в пересдачах дело. Слишком многое изменилось с тех пор, как мы поступили. Пора пересматривать планы на жизнь.

– Это из-за войны?

Я кивнул.

– Еще неизвестно, кто в большей опасности, – те, кто улетают, или те, кто остается на Земле.

– Да при чем тут опасность?

– А что тогда?

Виктор не понимал.

– Сложно объяснить, – вздохнул я. – Просто все теперь воспринимается иначе. После произошедшего на Венере. Сейчас я не уверен, что это то, чего я хочу.

– Да, вот так это и происходит. Наши романтичные мечты о звездах…

– Прекрати! Ты сам, что ли, не понимаешь!

– Не понимаю, – признался Виктор. – Вернее, одно-то я понимаю точно. Ведь не твоя была идея – перевестись?

Я ничего не сказал.

– Ты просто уходишь вместе с ней. Вот и причины такие, что словами не выразить.

Раздался отрывистый звонок – на этаж подходил лифт, – и Виктор вздрогнул.

– А ведь она не улетает на другую планету. И даже не уезжает в другой город. Вам кто-то мешает встречаться?

Двери лифта открылись, и в коридор высыпала стайка незнакомых студентов.

– Ты не понимаешь, – сказал я.

– Да я вообще ничего не понимаю! – усмехнулся Виктор. – Куда мне! Ты вот только не обижайся, только представь, на секундочку, что ничего у вас не получится. Вот переведешься ты, а через месяц расстанетесь…

– Мы не расстанемся.

– Просто представь, – невозмутимо продолжал Виктор, – представь, что ты перевелся, а ее – нет. Вы не встречаетесь. Ты не будешь жалеть? Ведь у тебя не останется обратного пути.

– Это то, чего я хочу. На самом деле. А что там будет или не будет – неважно. Может, ничего не будет.

– Да, – согласился Виктор. – Тут ты прав. Может, какой-нибудь корабль не смогут остановить. Я не понимаю, что тебе мешает учиться с ней в разных институтах и продолжать встречаться? Ты боишься, что у вас все накроется, если пару дней в неделю видеться не будете? Но ведь тогда у вас…

– Замолчи!

Я встал и ударил по кнопке вызова лифта, не очень-то понимая, куда собираюсь ехать. Виктор сидел, раздосадованно покачивая головой – как Тихонов, когда обсуждал со мной результаты экзамена.

– Да она и сама должна это понимать, – сказал Виктор. – Если она, конечно…

Лифт подошел на этаж. Кабина была пуста.

– Куда ты? – спросил Виктор.

Я молчал, но и не заходил в лифт. Послышался звонок, и двери с шипением закрылись.

– Никуда, – сказал я.

49

Я нашел выход из лабиринта.

Через неделю Тихонов, несмотря на предыдущий «неуд», поставил мне за пересдачу высший балл, однако меня это не обрадовало.

Я ничего не рассказал Лиде, но она, я уверен, все понимала без слов.

Мы редко встречались. Конечно, шла сессия, и нам нужно было готовиться к экзаменам, но раньше нас это не останавливало. Виктор не говорил со мной о переводе – да и вообще делал вид, что я никогда не собирался уходить.

После сессии Лида подала документы.

Я встретил ее в главном корпусе и предложил прогуляться вместе по скверу, но когда мы вышли, начался дождь.

Мы стояли под навесом, по которому барабанили капли.

– Извини, – сказал я.

Ветер обдавал нас брызгами дождя.

– Пойдем обратно, – сказала Лида.

Я так ничего ей не объяснил.

На летние каникулы она уехала куда-то с родителями, Виктора тоже не было в городе, и я остался один.

Я целыми днями выискивал редкие, спрятанные в сети статьи о Венере. Слухи, сухие официальные рапорты, глупые разоблачения, состряпанные исключительно с целью привлечь скучающих читателей, – все это странным образом смешалось в моей голове. Я был уверен, что в ближайшие дни эхо страшной космической войны докатится до Земли, и как-нибудь ночью пустое сумрачное небе загорится от росчерков артиллерийского огня.

Но ничего не происходило. Земля по-прежнему была в безопасности. А я по-прежнему оставался один.

Я был рад, когда лето наконец закончилось, – Виктор вернулся, пошли осенние дожди, а у Лиды начался первый учебный год в новом институте. Я верил, что все еще наладится. Однако Лида нехотя отвечала на мои сообщения и отказывалась встречаться, придумывая разнообразные отговорки – у нее необычайно плотный график, ей приходится многое наверстывать, времени не остается даже на выходных.

Я жил по инерции.

Как-то я заметил во время обеда Анну.

Она сидела одна – за столиком рядом с окном – и ковыряла вилкой остывающее картофельное пюре, брезгливо сморщив некрасивые полные губы. Незадолго до этого я написал Лиде – предложил встретиться на выходных, – и с нетерпением ждал ответа, постоянно обновляя страничку с извещениями в суазоре.

Я подошел к Анне.

– Не занято?

Анна покачала головой. Я сел. На моем подносе лежал открытый суазор; Анна покосилась на него и тут же отвернулась.

– Нет аппетита? – спросил я.

– Да хоть не ходи сюда! Просто глядя на это, – Анна поддела вилкой комковатое картофельное пюре, – весь аппетит пропадает.

– Есть такое, – согласился я.

Анна положила на поднос испачканную в пюре вилку, показывая, что не собирается больше есть.

– А как вообще дела? Ты, кстати, с Лидой видишься?

– Нет. А ты?