– Значит, ты родилась в день солнечного затмения?
– Это неправда. Просто так, вспомнилось. Я же тебе говорила, – Лида зябко подернула плечами, – не бери в голову.
– Ладно, – сказал я.
Мы стояли, глядя на горящие на солнце корабли. Наконец Лида подняла воротник пальто, засунула руки поглубже в карманы и, перепрыгнув через канавку, разделявшую обочину дороги и безжизненный пустырь, взглянула на меня.
– Ну, – сказала она, – пошли?
Я не стал спрашивать куда.
Мы успели сделать лишь несколько шагов к космодрому, когда все вокруг затряслось и откуда-то снизу, из-под земли, донесся громовой раскат.
Лида зажала уши.
– Смотри! – крикнула она.
Одна из шахт впереди вспыхнула, и ее тут же накрыло облако черного огня. Грохот усиливался – казалось, под нашими ногами вот-вот расколется земля. Я испугался, что лопнут барабанные перепонки, когда шум вдруг прекратился, на мгновение нас накрыла удушающая тишина, а потом послышался далекий раскатистый рокот – из шахты выстрелил столб пламени, и похожая на пирамиду ракета взвилась в бледное осеннее небо, оставляя после себя длинный хвост тяжелого дыма.
Ветер доносил до нас запах гари.
– Это удивительно, – прошептал я.
В ушах звенело от шума. Я был уверен, что Лида меня не слышит. Однако она повернулась и крикнула – громко, как контуженая, – сбиваясь и нервно дыша:
– Это и есть то… – на секунду ее заглушил очередной раскат. – …чего ты остался!
Газовый след от предыдущей ракеты еще таял в воздухе, когда из соседней шахты взвилась следующая. Голова разболелась от грохота и рева, а от тяжелой и едкой вони мучила тошнота, однако я рассмеялся.
Лида пораженно уставилась на меня.
Я подошел к ней.
– Это удивительно, – повторил я.
– Что? – крикнула Лида.
Она зажимала уши руками.
– Я люблю тебя, – сказал я и обнял ее, прижав к себе так, словно мы виделись последние секунды в жизни.
Похожая на пирамиду ракета с ревом неслась в рассеченное кривыми траекториями небо. Лида замерла от удивления. Она по-прежнему прикрывала уши ладонями, защищаясь от шума, глядя на меня невидящими глазами.
Я поцеловал ее.
Где-то вдалеке, на границе зрения, вновь полыхнуло алым. На секунду Лида ответила на поцелуй, ее язык скользнул по моим губам, тело стало мягким, податливым, подчинялось моим рукам, но потом она дернулась и плотно сжала губы.
Лида попыталась оттолкнуть меня, но я не отпускал.
Земля под нами тряслась.
– Нет! – прохрипела Лида, отворачиваясь.
Я быстро целовал ее в лоб, в щеку, в шею.
– Не надо!
Лида вырвалась. Она стояла, отвернувшись. Ветер разносил по бесцветному небу черные облака отработанного газа. Лида вытерла губы рукавом пальто.
– Не смей! – прошипела она.
– Я люблю тебя, – сказал я.
– Нет! – Глаза у нее сверкнули. – Ты сделал свой выбор! Ты…
Она готова была заплакать.
– Но… – пробормотал я.
Я потянулся к Лиде, но она попятилась от меня, угрожающе запустив руку в карман, словно там лежало какое-то устройство, которое могло бы меня остановить.
– Не подходи ко мне.
– Но, Лида… – прошептал я, едва сдерживая слезы. – Лида, я…
46
Я ничего не ел уже очень долго. Вокруг унитаза валялись пакеты с суспензией. Голода я не чувствовал, однако колени подгибались, стоило мне лишь минуту постоять посреди комнаты.
Большую часть времени я сидел на кровати или в темном углу.
Свет слепил глаза. Таис больше не приходила ко мне, чтобы делать уколы, дребезжащий голос с потолка не давал бессмысленных указаний, и лишь невозмутимо светился красный глазок камеры над дверью.
Когда очередной пакет с суспензией вылетел из люка и шлепнулся на пол неподалеку, я даже не шелохнулся. Я сидел на полу, не чувствуя холода, и безразлично смотрел на белый пакет, помявшийся с одного края от сильного удара. Глаза болели от света, все вокруг затягивала дрожащая серая рябь, как перед обмороком, и белый пакет, попав в слепое пятно, рассеивался в пропитанном хлором воздухе, распадался на тающую пыль.
– Встаньте! – прозвучал синтетический голос.
Я продолжал сидеть.
– Поднимитесь на ноги!
Я прикрыл глаза, а потом посмотрел, щурясь, в пустой потолок и усмехнулся.
– Вам нужно поесть, – сказал перемежаемый тревожным звоном голос. – Пожалуйста.
– Таис? – спросил я. – Таис, если это ты…
Я попробовал подняться, упираясь в горящую стену, но рука соскользнула, и я беспомощно осел на пол.
– Если это ты… – В горле саднило. – Я же говорил тебе – я не буду жрать это дерьмо. У меня от него несварение желудка.
– Встаньте с пола! – рявкнул голос. – Сядьте на постель!
– Мне кажется, у меня нет сил, чтобы подняться. Наверное, это потому, что я давно не ел.
Я хотел рассмеяться, но вместо этого закашлялся и согнулся, прижимая руку к груди.
Белый пакет на секунду вновь появился на полу.
Голос замолк, сдавшись.
– Темнота, – прошептал я, с трудом сдерживая кашель. – Если ты меня еще слышишь, Таис, то все, что мне сейчас нужно, – это…
Раздался тяжелый грохот, комната закачалась, а стены на мгновение засверкали так ярко, что из глаз брызнули слезы. Я выставил перед собой руки, защищаясь от этого безудержного шума и света.
Послышался чей-то голос – настоящий, живой, не искаженный модулятором.
Таис!